— Всегда отрадно видеть, что учеба в Хогвартсе не прошла даром, — продолжал тем временем Альбус.
На самом деле Гилдерой не столько учился, сколько старался прославиться и привлечь внимание, и, можно сказать, отчасти это ему удалось. Не лезь он так старательно на глаза Дамблдору тогда, Альбус не заинтересовался бы историей Локхарта сейчас.
— О да, это были потрясающие годы, — вновь разулыбавшись, важно ответил Гилдерой. — Именно ваш педагогический талант и героический пример помогли мне найти свой путь и сделать на нём первые шаги!
Дамблдор грустно вздохнул. Локхарт же тем временем продолжал разглагольствовать:
— Но я не стал останавливаться на достигнутом, пошел дальше и, как видите, помогаю людям в меру своих скромных сил, а заодно описываю свои похождения, чтобы и другие смогли поучиться на моем опыте!
— Да-да, потрясающая книга, — кивнул Альбус. — Знаете, меня так впечатлила эта история, что я не поленился и отправился в ту горную деревушку, Виднау.
Гилдерой слегка побледнел, и ширина радостной улыбки сократилась на пару зубов.
— Разумеется, я её нашел, — спокойно продолжал Дамблдор, зорко наблюдая за Гилдероем. — Счастливчики эти швейцарцы, правда? О, эти прекрасные горы, эти виды потрясающих вершин, увенчанных шапками никогда не тающего снега!.. Неудивительно, что и гарпии те места приглянулись. Но удивительно, что она оказалась настолько смышлёной, что смогла обложить данью целую деревню. Очень, очень опасный противник.
— Ага, опасный, — деревянным голосом согласился Локхарт.
Улыбка еще держалась на его лице, но выглядела так, словно ее приклеили Волшескотчем. Или прибили гвоздями.
— Разумеется, жители деревни охотно поведали мне о смельчаке, вступившем в битву с гарпией и победившем ее, несмотря на все скалы и ущелья, что ему пришлось преодолеть, и огромные валуны, которыми гарпия швырялась в него. Но самое удивительное произошло в конце, представляете?
— Конечно, самое удивительное всегда происходит в конце, это законы жанра, — ответил Гилдерой.
Голос его дрожал, руки подергивались, и только на лице держалась неестественная, широкая улыбка. Дамблдор огладил бороду, протер очки, выдерживая паузу и давая Гилдерою еще потомиться и понервничать.
— Когда я спросил о том, кто это был, мне назвали совсем не ваше имя, Гилдерой! — изображая простодушное удивление, воскликнул Альбус и даже всплеснул руками. — Конечно, вначале я подумал, что из присущей вам скромности вы просто пожелали сохранить инкогнито, творить добро анонимно, как и подобает настоящему герою!
