Спустя пять дней, придя в нашу оранжерею, расположенную непосредственно за магазином, я увидела бабушку, которая сидела там за столом, помешивая ложечкой чай, и читала газету.
– Могла бы и сама мне рассказать.
– Извини. – Я села напротив и придвинула к себе чашку, которую тоже наполнила чаем. – Не хотела тебя волновать.
Я осторожно размешивала сахар в чае, неотрывно следя взглядом за волнообразными колебаниями, вызванными движениями ложки.
– Я не волнуюсь, дорогая. – Чайная ложечка бабушки звякнула, ударившись о тонкий фарфор. – Я просто рада, что с тобой ничего не случилось.
– Откуда ты вообще об этом знаешь? – подняла я наконец глаза, и наши взгляды встретились.
– Мистер Ларсон видел, как ты ни свет ни заря выходила из машины какого-то молодого человека, и вчера рассказал об этом Селине. Та сразу же сообщила Грете, а Грета позвонила мне. Селина была вне себя, ты же знаешь, какая она.
О, я знала. Селина отчего-то считала, что она – моя самая близкая подруга и что я должна была все ей рассказывать. Когда мне было десять, я, возможно, так и поступала, как только она посещала нас на острове. Но в восемнадцать я определенно уже не собиралась этого делать, хотя теперь Селина тоже жила здесь. Ее дом находился за городом, в заливе Лонгис, но это не мешало ни единому слуху достигать ее ушей.
– Да это просто чудо, что такому любопытному человеку потребовалось целых пять дней, пока он не решился поделиться известной ему информацией, – сказала я с облегчением. По крайней мере, ни бабуля, ни Селина не имели ни малейшего понятия об убитом охотнике за душами.
– Его беспокоила подагра, поэтому он не выходил из дома несколько дней, – подмигнула она мне.
И эти дни он провел, стоя у окна за занавеской. Я решила, что половина исповеди лучше, чем ничего.
– Я хотела освободиться от магии. Пробежка не помогла, и я решила поплавать. Море стало несколько неспокойным, а этот молодой человек вытащил меня из воды.
– Насколько неспокойным?
Я не выдержала ее пронизывающего взгляда и отвернулась.
– У меня были некоторые трудности.
Бабуля кивнула. Это было в ее духе – не судачить попусту о том, чего она уже не могла изменить.
– Что-нибудь еще, заслуживающее моего внимания?
– Нет. Он подвез меня домой, потому что собирался дождь, а потом исчез.
– Тогда я спокойна. В своей жизни я делала вещи и похуже, чем купания по ночам, – улыбнулась она, и мне пришлось подавить угрызения совести. – Главное, чтобы это не дошло до дяди Уилла.
