Алвар уродился не таким красавцем, как младшие Вакеры, но с лихвой восполнял этот изъян безукоризненными нарядами, идеальной причёской и атлетическим телосложением, словно после ежедневных многочасовых тренировок в спортзале. Но от вида той костлявой измождённой фигуры, в которую превратился сейчас, наверняка пришёл бы в ужас. Он словно терялся в складках свисающей с плеч серой мантии, блёклые голубые глаза едва виднелись из-под слипшихся прядей тёмных волос.
Но страшнее всего были неровные багровые рубцы на лбу и впалых щеках.
– Ну, старейшины, уж постарайтесь решить по справедливости, – прошептал Фитц, когда помост с Алваром подняли до уровня площадки, где располагался Совет.
– Назовите ваше имя для протокола, – приказал старейшина Эмери.
Алвар неуклюже поклонился и снял капюшон.
– Мне сказали, что я Алвар Сорен Вакер.
– Вы так говорите, будто в этом сомневаетесь, – заметил Эмери.
– Я не знаю, чему верить, – ответил Алвар. – Повторяю, я ничего не помню о прошлом.
Когда старейшина Эмери прикрыл глаза, Фитц схватил Софи за руку. Эмери был уполномочен выступать с заявлениями от лица Совета и потому обязан телепатически улаживать любые разногласия, чтобы явить публике полное единодушие старейшин.
Повисла долгая пауза, и с каждой секундой ухмылка Ро расплывалась всё шире. Наконец Эмери спросил у Алвара:
– А вы понимаете, почему предстали сегодня перед нами?
Алвар вновь поклонился.
– Насколько я понимаю, против меня выдвинуты какие-то обвинения, но я не в состоянии их обосновать.
– Вы хотите сказать, что мы лжецы? – раздался чей-то резкий голос.
Все взгляды обратились на старейшину Бронте, самого древнего из членов Совета, о чём свидетельствовали заострённые уши вкупе с проницательными глазами эльфа, способного одним взглядом устроить крупные неприятности кому угодно.
Алвар попятился.
– Ни в коем случае. Я просто… подчёркиваю своё затруднительное положение. Мне постоянно твердят о моих преступлениях, с которыми я не ощущаю никакой связи, как и с кем-то из присутствующих, хотя мне сообщили, что здесь мои родственники.
Он обернулся, оглядывая грозную, недружелюбно настроенную толпу, пока не заметил Алдена с Деллой.
– Мне жаль, что я вас не помню, что вообще ничего не помню. И потому могу лишь заметить… все эти ужасные злодеяния, в которых меня обвиняют, совершил совсем другой человек. Возможно, им когда-то был я. В таком случае мне искренне жаль, но я уверяю, что стал совершенно другим.
