Но она была глуха к его разговорам, да и любовь всей жизни, Абрамов, скоро должен был уйти в армию, вот и не поехала никуда Стеша.
Утром Леш ушел затемно, пообещав появляться, а Гриня с Василем пошли учиться, первые дни на уроках в классе неизменно присутствовал кто-то из наблюдающих, но Ефимовна вела себя безукоризненно, учила детей писать и считать, читали вслух только книги изданные ещё до революции — нашлись в районной библиотеке сваленные в угол и никому не нужные.
Марья Ефимовна быстро сообразила, что за такие книги немцы ругаться не будут, а детям все польза, и, попросив разрешения у Шомберга, живенько смоталась с Егоршей за книгами. Собрала все, до единой, здраво рассудив, что даже плохонькие сгодятся на подклейку. За ремонт книг посадила самых надежных своих учеников, мало ли кто чего сболтнет, при том же сыне Гущева или Яреминой дочке.
Сын, кстати, истово ненавидел отца, постоянно сбегая из дому к своей глуховатой прабабке, которая доживала свой век одна-одинешенька, и рада была малому. Малой же, утащив со стола пьяных полицаев сало или ещё какую закуску, подкармливал свою старенькую бабульку, и очень переживал, видя отношение к нему сверстников «из-за поганых родителев». Бабулька, видя как малец расстраивается, добрела до Ехвимовны, о чем-то долго с ней говорила, и стала Ефимовна потихоньку подхваливать несчастного пацана, постепенно ребята под её воздействием уже не так зло косились на Кольку.
— Вот ведь как получается, у такого гнилого отца такой чистый парнишка! — вздыхала Ефимовна, — а с другой стороны — папаша все «болел», а и хорошо, ребенок рос в нормальной среде, вот и получился человек хороший.
Постепенно проверяющие перестали постоянно сидеть на уроках, но немцы прислали попа, вести уроки Закона Божия.
Шустренький, шмыгающий вечно простуженным носом, невзрачный мужичишко назвался диаконом Матвеем — голос у этого неказистого мужичка, наоборот, оказался звучным и красивым.
Марья Ефимовна не смогла скрыть удивления, мужичок, усмехаясь, сказал:
— Да, матушка, вот такая шутка природы, зато певали мы в иператорском хору, да!
Мужичок оказался с двойным дном, хитренько поблескивая глазками, он рассказывал детям о жизни Христа, о вере, и как-то незаметно вплетались в его мудрые речи небольшие рассказы о знаменитых былинных витязях, о князьях радеющих за отечество…
Ефимовна испугалась:
— Матвей… э-э-э…
— Ильич, — подсказал диакон.
— Матвей Ильич, Вы играете с огнем, не все дети умеют держать язык за зубами.
