— Вытянулись-то как, худющие, бледнющие, не кормит вас Ефимовна, что ли?
— Кормит, она кормит, — проворчал Гринька, утирая рукавом слезы, — картопля да капуста, грибы-от ешчё. Остальное усё повыгребли!
Леший, держа доверчиво приникшего к нему Василя, опустился на лавку.
— Василь, ты меня слышишь?
Тот кивнул и как-то вопросительно посмотрел на Лешего.
— Про Волчка хочешь узнать?
Тот опять кивнул.
— Жив твой Волчок, дома остался. Нельзя ему сюда, пристрелит сдуру какая-нибудь сволочуга. Он тоже по вам скучает. Вот потеплеет, спросим разрешения у Краузе, и придете ко мне, — он ласково погладил своей огромной лапищей голову Василя. — Ефимовна-то где?
— Да до деда Ефима побегла, ён чаго-сь обешчал из яды дать.
Прибежавшая вскоре Ефимовна очень обрадовалась, что Леш жив.
— Волновалась, как ты там один, может, и случилось чего, времена-то какие, жуткие.
— Все нормально, — гудел Леш, раздеваясь, — тут вот я мальцам кой чего припас, — он вытаскивал из бездонных карманов какие-то сверточки, — малинка вот лесная, мало ли простынут, мясца сушеного немного, медку лесного, травки вот на чай, — мальчишки сидели не шевелясь. И он, усмехнувшись, сказал:
— Гринь, у меня теперь в карманах как у твоего деда, чего только нет. Ну-ка, Василь, залезь-ка в задний карман, там Волчок вам привет прислал!
Василь засунул тонкую руку в карман и радостно заулыбался, вытащив полную горсть орехов. Орешник всегда находил Волчок и тащил за штанину Василя или Гриньку к нему, где по полдня и обитались детишки.
— Вот ведь, животина, умнее многих людишек, пакостников. Сам приволок в зубах мешок с орехами и положил мне на колени, как бы говоря — орехов-то мальцам возьми, — гудел Леш, рассказывая Ефимовне про Волчка, Василь же счастливо улыбался, грызя орешки.
— Гриня, ты теперь Бунчука не бойсь, я его малость потрепал, да и Краузе ему добавил. Он, гад, забыл, кому жизнью обязан, ну а я память ему подправил. Ежли только вякнет чего в их сторону, Марья, смело иди к Фрицци, Фридриху то есть. Не бойсь, говори как есть! Не думаю, что Бунчук чегось выкинет, но мерзавец первостатейный, будьте все внимательны.
— Жизнь-то человеческая три копейки перестала стоить, вон, в Радневе, пару дней назад двух мальцов застрелили и только за то, что объедки попытались стащить, — вздохнула Ефимовна. — Дед Ефим сотов, вот, немного дал для ребятишек, они с бабкой Марьей всю зиму то яблок сушеных, то груш, травки, вон, для чая, огурцов соленых, Стеша свой хлеб всегда приносит. Вот и живем-выживаем. Наши-то яблоки сушеные, все выгребли — я сглупила, не убрала подальше, а им, гадам, понравились, вот и выгребли все, а все ребятишкам витамины какие были б. Ну хоть грибы не взяли, вот варю супец им, да меняюсь с бабами на что кто имеет. Егорше дочка вон крупы перловки малость дала, поделился, супец-то посытнее с ней. Ох, ну до весны доживем — там травка пойдет, полегче будет. Лишь бы у них батька уцелел, все не сироты будут. У нас, окромя этих Еремцов, Гущевых, народ-то наоборот дружнея стал, Марфа Лисова, вон как пленным подмогнула вовремя!
