— С кем же унуки?
— С Ефимовной живуть, у ей тожа горя много, два сына погибли, а третий, младший, кажуть, без вести… бяяяда кругом.
Краузе долго и подробно выспрашивал про всех жителей, кого помнил и знал. Баба Маня вытащила из печи чугунок — по хате поплыл медвянный запах липы и ещё каких-то трав.
— О, вспоминаю-вспоминаю твои сборы, Марья, а медок где же?
— А медку, звиняй, нету, выгребли все ещё в конце октября — Бунчук постарался, боюся, пчелы погибнут за зиму. А можа и к лучшаму, все одно нечем их подкармливать по вясне, сахару нету.
— Я тебя весной в хозяйстве опять пасечником поставлю, все эти годы помнил вкус мёда с родных лугов собранного.
И потянулись утром работяги в имение Краузе, мужики вставляли стекла, ремонтировали и настилали заново пол, бабы отмывали и очищали комнаты от многолетнего мусора, ребятишки собирали и уносили мусор из комнат, все старались, нет, не из-за Краузе и угроз его старшего сыночка — Фридриха. А из-за того, что сильно захолодало, и всем хотелось чтобы была небольшая, но защита от пронзительного ветра.
Краузе постоянно наезжал, претензий к деревенским не предъявлял, только обеспокоенно хмурился… Потом, всех срочно бросили на уборку и ремонт старого коровника. Окна и большие дыры забили досками, на земляной пол положили старые, более-менее пригодные доски и стали сколачивать двухэтажные нары, тут и прошел слух — пленных пригонят.
Немцы торопили мужиков, а те старались хоть как-то получше заделать дыры в стенах и полу. Наконец, нары были сделаны, в коровнике поставили три буржуйки, одна в средине и две по краям коровника, и деревенские стали ждать пленных.
— Через пару дней, когда народ уже привычно приступил к работе — три комнаты приобрели жилой вид, во дворе послышался шум моторов, раздались лающие команды, какой-то шум… Поскольку к окнам подходить категорически запрещалось, самый зоркий из пацанов, четырнадцатилетний Гришук Стецюк потихоньку поглядывая в окно, на расстоянии метров двадцать от стекол, говорил: — Наши, все кой-как одеты, худые, умученные, еле шевелятся… построились, теперь их в коровник погнали… дверь закрыли, два немца ходят вокруг, остальные идут сюда…
Когда оба Краузе вошли, все деловито работали. Фридрих, кривя губы не утерпел: — Плохо работаете, совсем никакой отдачи, за что только вас фатер кормит?
Фатер с первого дня распорядился поставить двух женщин покрупнее на приготовление пищи для работающих, Стеша и Марфа Лисова варили немудрящий суп, к обеду также привозили тяжелый, клейкий как замазка хлеб, но люди, намерзшись, были рады горячему вареву, а хлебную пайку, двести пятьдесят граммов многие прятали подальше и уносили домой, детям.
