Я сшила ему простую распашонку, укоротила и ушила порты, остригла вихры, ведовой наш стал похож на мелкого шустрого пацаненка, кот тоже подрос, этакая собачка получилась, размером с французского бульдога. По вечерам мы с Антипой каждый день расчищали заросли на озере, которое утром следующего дня становилось больше как раз на расчищенный участок. Теперь уже плавать можно было не на пять-семь метров, а на приличное расстояние.
У меня уже вошло в привычку утром и вечером обязательно плавать, Антипа побаивался воды, объясняя это тем, что «Богинюшка не простила!» Пыталась расспросить про Богинюшку — сказал:
— Не теперя, вот озеро дочистим, и, если будет знак, всё обскажу!
— Ты б, Зинуля, пирогов-плюшек напекла, что ли?
— Ты ж их не ел никогда?
— Тогда не ел, а сейчас бы не отказался, да и братана надо откармливать, доходяга, ветром куда-нить унесет!
— От, только бы обзывалсси, Коська мой вот никогда б меня не обозвал!
— Коська это кто?
Антипа опечалился.
— Брательничек мой, меньшой, они у мамушки позние детки родились, я ужо сам подумывал жениться, когда мамушка понесла, да как славно — Коську и сестриц родила, Лушу и Вирушку. Коська и Луша обличьем в батюшку пошли, темноволосые, крепенькие, а Вирушка, лебедушка белая, со мной похожа была… да, немного им довелось пожить.
— Давай-ка пока лучше пирогами займемся, а то и Зинуша сейчас слезы лить начнет, у неё тоже горе большое, — кот вскочил с камня, где постоянно лежал, наблюдая за нами, пока мы вычищали озеро.
Пироги и плюшки удались на славу, Антипа едва поднялся из-за стола.
— Ай, угодила, ай, лепотно! Я ить быстро телеса наем с пирогами-то!
Кот меня удивил — пироги ел!! Это мой капризный, который на Земле очччень переборчивый был, занятно.
Антипа постоянно выспрашивал, как и что в нашем «безмагическом миру», загорелся идеей построить баньку.
— А и хозяйство какое-никакое надоть, чай семья у нас: ты, братушок и я! Вечерами он много рассказывал про свою «жисть ране», про то как много было в пору его юности ведовых, как верно они служили сторонушке родимой и как во время бунта их безжалостно и целенаправленно убивали озверевшие бунтовщики.
— Много ить тогда наших погибло, потому как защищали святилища Богинюшкины, а и мои родные попали, хоромы-то наши в Унгаре-столице недалече от храма Бастики стояли, и когда все усмирено было, я домой наведался… — у него перехватило горло, и он замолчал, натужно сглатывая.
Помолчав, сказал:
