Сладкую музыку, которую весь вечер играл оркестр из немецких и австрийских военнопленных, нарушало пылкое красноречие казака и татарина. Казачий офицер, выпивший немного водки, встал и приказал оркестру что-то сыграть, но музыканты успели взять лишь несколько нот. Одному Богу известно, что было в этих звуках, но внезапно весь банкетный зал пришел в неописуемое смятение. Татарин и казак громко ликовали, более старшие русские офицеры велели оркестру перестать и тщетно пытались навести порядок. Мрачные и внешне безучастные гражданские отбросили свою видимую незаинтересованность и, размахивая сжатыми кулаками, обрушили поток ругательств на своих земляков-военных. Потом они в полном составе бросились вон из здания, шипя и брызгая слюной, как зажженный фитиль. Все это было как взрыв на небольшом складе боеприпасов. Я совершенно не понимал, что происходит, но понял всю значимость той сцены, свидетелем которой я стал, когда мне сказали, что ноты, сыгравшие роль разорвавшейся бомбы, были первой фразой «Боже царя храни». А в нескольких милях от нас царь всех русских уже встретил свою бесславную смерть, и его тело сбросили в старую шахту вблизи железнодорожной линии, разделяющей Европу и Азию. И в своей смерти он, как и в своей жизни, остался тем, кто не объединял, а разделял свой народ.
Ночью поезда тронулись в путь, и вечером следующего дня мы прибыли в Ачинск, где русский караул отдал нам обычные воинские почести, а печальный поп с глубоким взглядом поднес мне хлеб и соль, как делают татары, встречая друзей. К счастью, у меня был небольшой опыт публичных выступлений, а полковник Франк умел прекрасно переводить, иначе мы не могли бы производить такого хорошего впечатления, как нам удавалось в некоторых случаях.
Наконец мы прибыли в Омск, конечный пункт нашего путешествия, которое зигзагом пролегло почти через полмира. Еще несколько миль, и Урал – Европа. Так близко, и все же так далеко!
Поскольку Омск, в отличие от многих сибирских городов, не захотел платить деньги, которые требовали строители железной дороги, он оказался в нескольких верстах от основной магистрали. Позже, чтобы преодолеть это неудобство, до города проложили ветку. Мы прибыли в Омск 18 октября, и нас ждал поистине королевский прием. Станцию украсили флагами всех стран, и среди них впервые главенствовал русский. Нас встретил командующий войсками генерал Матковский, поприветствовавший нас от имени новой русской армии, товарищ министра иностранных дел М. Головачев, представители муниципальных властей и кооперативных обществ. Русские женщины поднесли нам хлеб и соль. Короче говоря, жители Омска оказали нам настоящее русское гостеприимство. После окончания церемонии солдат отвели в кадетский корпус на прием с чаем, а для офицеров Миддлсекского полка русские офицеры устроили королевский праздник в офицерском клубе. Нас представили всем и каждому, и все пошло на лад. Если бы мы принимали все приглашения, нам пришлось бы посетить все порядочные дома в Омске. Вскоре мы стали так популярны, что за короткое время установили дружбу с множеством очень милых людей. Их гостеприимство было, несомненно, окрашено ощущением облегчения и безопасности, которые давало присутствие по-настоящему дисциплинированных войск. Жена одного русского генерала сказала мне, что впервые сможет спокойно спать в собственной постели. Мальчик-кадет, сын другого русского офицера, наконец разрешил, чтобы у него забрали заряженную винтовку, которую он ставил у своей кровати каждую ночь со дня большевицкой революции и начала резни кадетов. Если я правильно понимаю русский характер, можно ожидать, что это стали бы отрицать, но правда в том, что присутствие 800 английских солдат дало жителям Омска ощущение уверенности, трогательное в своей простоте и теплоте. Несмотря на то что русские, как правило, недоверчивы друг к другу, нет сомнения, что, начав кому-то доверять, они делают это искренне и безоговорочно. Насколько продолжительно их доверие – это вопрос, но, когда оно реально и ощутимо, нет таких проблем, которые они не готовы преодолеть, чтобы обеспечить вам комфорт.
