Поскольку мы были первым контингентом союзных войск, прибывшим во Владивосток, к нашему прибытию тщательно подготовились. От маяка нас должны были сопровождать два японских эсминца, однако они так увлеклись изучением особенностей побережья, которые можно было бы использовать в будущем, что даже не вспомнили про нас, пока мы не вошли во внутреннюю гавань, где они как ни в чем не бывало спросили, кто мы и зачем прибыли. На следующий день, 3 августа, рано утром они вспомнили о том, что им было приказано, и сопроводили нас до причала мимо красиво украшенных по такому случаю военных кораблей стран-союзниц.
В 10 утра, чтобы встретить меня, на набережной собрались батальон чешских войск с оркестром, почетный караул с английского военного корабля «Саффолк» и его капитан контр-адмирал Р.Н. Пейн, британский консул мистер Ходжсон, председатель Земской управы, а также русские и союзные представители. Когда я спускался по трапу, чешский оркестр заиграл наш государственный гимн, и младший офицер на «Саффолке» поднял Юнион Джек, в то время как на набережной появились другие военные части, салютуя нам в знак приветствия. Вся сцена получилась красивой, интересной и весьма впечатляющей. Батальон сразу же сошел на берег и вслед за чешским оркестром в сопровождении наших доблестных моряков с «Саффолка» и огромной толпы людей прошел через весь город к месту парада напротив чешской штаб-квартиры, где были выстроены чешские, казачьи и русские войска, японские, американские и русские моряки, которые все (за исключением японских) подошли туда одновременно с нами. Контр-адмирал Пейн отдал честь командующим союзников, присутствовавшим здесь в полном составе.
Наши казармы находились за городом, в Гнилом углу. Они были очень грязными, с туалетными приспособлениями самого примитивного типа, хотя мне кажется, что местные британские власти потратили и время, и деньги, чтобы привести их в состояние, пригодное для жилья. Помещения для офицеров были не лучше: мне с моим штабом пришлось спать на очень грязном вонючем полу. Однако вскоре для старого усталого солдата и это показалось наслаждением.
Я принял участие в совещании Совета союзных командующих 5 августа. На этой встрече обсуждались многие вопросы высокой политики, но одна тема вызывала особенно пристальный интерес. Генерал Ди-терихс, командовавший чешскими войсками, представил доклад о военном положении на маньчжурском и уссурийском фронтах. Если ситуацию на маньчжурском фронте трудно было назвать хорошей, то положение дел на уссурийском фронте нельзя было описать иначе, чем критическое. И если помощь не будет оказана немедленно, командующий будет вынужден отступить, поскольку с такими малыми силами удержание любой позиции стоило ему огромного труда. Силы, сосредоточенные на уссурийском фронте, составляли 3 тысячи плохо вооруженных чехов и казаков. Бой, имевший место в тот день, когда я сошел с корабля, показал масштаб катастрофы и закончился поспешным отступлением на 12 миль в сторону разъезда Краевского. Силы союзников, теперь сократившиеся до 2 тысяч человек, не могли надеяться надолго сдержать объединенные войска большевиков, немцев и венгров, численностью от 18 до 20 тысяч человек. Большевицкий способ военной организации под названием «военные комитеты», определявший, какие приказы высшего командования выполнять, а какие отвергнуть, был упразднен и заменен дисциплиной немецких и австрийских офицеров, которые теперь взяли командование на себя. Дальнейшее отступление уссурийских отрядов повлекло бы за собой большие потери, как человеческие, так и материальные. Очередную позицию можно было бы расположить за Спасским, под защитой озера Ханка слева и леса справа. Если бы и ее не удалось удержать, то под угрозой оказался бы железнодорожный узел в Никольске, и возникала вероятность разрыва железнодорожного сообщения с силами, действовавшими вдоль Забайкальской железной дороги и в Иркутске. При таких обстоятельствах Совет решил, что ему не остается ничего иного, как просить представителей нашего военного ведомства незамедлительно отправить мой батальон на уссурийский фронт для оказания ему возможной помощи. Я, естественно, заметил, что мой батальон принадлежит к гарнизонным войскам и большая часть моих людей уже выполнила свой долг на других фронтах. К тому же несколькими неделями раньше, когда у меня было 250 солдат общей службы, волею верховного командования в Сингапуре их у меня забрали и распределили по другим частям для несения гарнизонной службы в Индии. Сначала я протестовал, но из Лондона меня осадили, так что теперь моя команда состояла из людей самой низкой категории. Тем не менее, сделав такое заявление, я сообщил Совету, что ввиду отчаянного положения, сложившегося на уссурийском фронте, я сделаю все, что в моих силах.
