В русском жанре. Из жизни читателя | страница 8



***

Строчки Пастернака «где воздух синь, как узелок с бельём у выписавшегося из больницы», — во-первых, невозможно произнести вслух: «у выписавшегося», во-вторых — сам образ выдуман: из больницы уносят несвежее, грязное бельё, для сравнения с небесной синью никак не подходящее.

А между тем — стихи изумительные! К тому же, возмож­но, я не прав, и в то время из больницы выписывали, выдавая постиранное бельё? Всё это ерунда, а не ерунда сами стихи.

***

Стихотворения Маяковского «Нате!» и «Вам!», как мы пом­ним, есть протест против окружающего поэта мещанства и т. п. Что протест — верно. Но какого рода? «Вы, бездарные многие, думающие лучше нажраться как...», «Вот вы, муж­чина, у вас в усах капуста...». Как-то упускалось из виду, что это — ресторанные стихи. Кроме цыганского оркестра, вы­пивки, закуски, танцев в реестр кабацких удовольствий вхо­дит скандал. Были и специалисты по части их организации.

«Все вы свиньи, ненавидимые мной! — кричал он. — <...> Ненавижу вас и презираю! Публика! Есть ли на свете слово, низменнее этого? A-а! Вы сбежались посмотреть на скандал? Ну, так вот вам, глядите! <...> Вы, кажется, смеё­тесь, молодой идиот в розовом галстуке? <... > Ага, улыбка уже исчезла с вашего лошадиного лица. Вы — букашка, вы в жизни жалкий статист, и ваши полосатые панталоны пере­живут ваше ничтожное имя. Да, да, смотрите на меня, жвач­ные животные!»

Так озорует задолго до Маяковского отставной трагик Славянов-Райский в рассказе Куприна «На покое». Место действия и механизм его тот же: чем больше орёт артист на «буржуев», тем вернее угощают его. Ремесло.

***

В воспоминаниях Вероники Полонской поразительное мес­то: в последний день жизни Маяковский в истерике, плачет, и стук в дверь: книгоноша принёс заказанные книги — тома собрания сочинений Ленина.

***

Из многочисленных персонажей Алексея Н. Толстого едва ли не ближе всех автору и выражает его собственную нату­ру Даша Булавина-Телегина в романах трилогии «Хождение по мукам». Её способность перехода, который точнее даже назвать перелётом, из одного гнезда в другое, лёгкость об­новления собственной «среды обитания», включая близких людей, несомненно запечатлели для нас аналогичные спо­собности автора. Её похождения в стане анархистов, заговорщиков-монархистов, затем белых, затем коммунистов вполне естественны для самого Алексея Николаевича, а одна сцена так и вовсе напомнила его успехи на ниве материаль­ного стяжания.

Анархист Жиров приводит Дашу в занятый анархистами Московский клуб с ордером на одежду.