«новый Исход»,
и «прощение грехов», а потому могли как-то соединять две эти вещи. Иеремия говорил о «новом завете», который включает в себя прощение грехов (Иер 31:31–34). Все это дает нам нужные рамки для понимания как деяний Иисуса, так и того, как они воспринимались его первыми последователями.
В-третьих, нам не надо думать, что какой-либо еврей I века, не принадлежавший к христианскому движению, пользовался теми сложными конструкциями мысли, которые быстро начали использовать первые последователи Иисуса, говоря о его смерти. Некоторые из современников Иисуса ждали Мессию или хотя бы пророка, который укажет Израилю выход из его нынешнего бедственного положения, но ни один из них, насколько нам известно, не говорил, что этот вождь должен пострадать. Точно так же некоторые думали, что близится эпоха ужасных страданий, после которой Израиль получит избавление, но никто не связывал это с возможным Мессией. А иные люди читали тексты о том, что Бог Израилев вернется каким-то совершенно новым образом, как в Книге Исаии, 52, чтобы произвести суд над миром и избавить свой народ. Но никто не связывал этого с возможным Мессией или великими страданиями. Не существовало готового образца ожиданий, который после распятия Иисуса мог бы породить то особое толкование, которое мы видим у первых христиан: для них эта смерть была мессианской победой, связанной с долгожданным возвращением Бога. Источник такого понимания следует искать где-то еще.
В следующей части книги мы вернемся, в рамках более широкой картины, к тому, как евреи понимали Священное Писание Израиля и как последователи Иисуса заново прочли его в свете смерти и воскресения Иисуса. А пока, завершая эту главу, нам надо представить себе тот мир, в котором жили первые христиане.
Мир Нового Завета
Тут, к нашему удивлению, мы находим удивительно разные тексты. Мы не всегда замечаем, насколько взрывоопасны эти новые идеи и свежие интерпретации старых, которые появились за пятьдесят лет существования новой веры. Читая разные раннехристианские тексты, мы как будто поворачиваем калейдоскоп: мы видим те же краски и фигуры, но в постоянно меняющихся сочетаниях, так что они составляют все новые и новые узоры. Ничто в античном мире – будь то мир иудеев или язычников, – не объясняет нам, откуда внезапно появилась эта буря тем и образов, которые посыпались друг на друга, когда первые христиане приступили к попытке понять и объяснить, что произошло с Иисусом, миром и с ними самими. Если просто рассмотреть все эти вещи одну за другой, станет понятно, что я имею в виду. О каждой из них мы подробнее поговорим в третьей части, но здесь важно их обозначить, хотя бы по той причине, что все читатели Нового Завета чувствуют, насколько они важны, но при этом видят, что их на удивление трудно связать в цельную картину. Отчасти это объясняется тем, что, как показывала предыдущая глава, многие богословы и проповедники хорошо усвоили только часть вопроса, но им не удалось включить в свою картину все остальное. Я тоже не предложу вам всестороннего подхода. Но я надеюсь, что мои аргументы, представленные ниже, покажут, что эти раннехристианские тексты связаны в единое целое куда глубже, чем кажется.
