Огненный крест. Бывшие | страница 70



Немцы ценили Ленина по-своему: как ураганный артиллерийский огонь и ядовитые газы…

14 апреля 1917 г. по пути в Россию Ленин отправляет телеграмму Карпинскому в Женеву: «Германское правительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего вагона. Едем дальше…» [20]

Еще бы не охранять! Да этот вагон целых армий стоит, да что там армий — опасней самого ядовитого газа.

«Едем дальше…»

Грамотным людям России, да и не только им, казалось невероятным в подобных условиях действовать заодно с ленинцами — по существу, заодно с врагом. Во всяком случае, именно таковой выглядела внешняя сторона событий.

Народ же потянулся к Ленину. Народ отказывался быть серой скотиной, которую гонят на убой ради мошны и благоденствий больших и малых господ. Большевики эти настроения выявили четко. Об освобождении же захваченных земель и защите других как-то никто не думал: пусть там люди сами с немцами да австрийцами разбираются…

Особенно эти настроения проявились и стали определять ход событий после Октября 1917 г., и прежде всего — Брест-Литовского соглашения с Германией.

Россия лежала перед врагом.

20 февраля 1918 г. Гофман записывает в дневник:

«Свинства в русской армии гораздо больше, чем мы предполагали. Сражаться больше никто не хочет. Вчера один лейтенант и шестеро солдат взяли в плен 600 казаков. Сотни пушек, автомобилей, локомотивов, вагонов, несколько тысяч пленных, дюжины дивизионных штабов захвачены без всякой борьбы…»

Запись 21 февраля:

«Наше наступление продолжается. Вчера мы со стороны островов подошли по льду к Эстляндии. Большевики удирают. До вчерашнего вечера взято свыше 1500 пушек…»

Оськин вспоминает о тех же днях:

«На улице (Петрограда. — Ю. В.) мне бросились в глаза, расклеенные на каждом столбике, на каждой будке и на стенах домов в большом количестве воззвания Совнаркома: «Социалистическое Отечество в опасности…» Пять — семь дней форсированного марша немецких войск — и Петроград станет ареной непосредственной борьбы. Отпора с нашей стороны ждать нельзя. Армия деморализована окончательно. Бросается оружие, все военное имущество, склады снарядов и т. п. Поезда захватываются бегущими с фронта солдатами. Удивляюсь… как можно говорить о революционной войне. Революционеров не так уж много, чтобы из них можно было создать армию, хотя бы даже партизанскую…»

9 апреля Гофман записывает:

«Мы заняли Харьков. Мне никогда и не снилось, что этот город когда-либо будет занят германскими войсками…»