По обеим сторонам Месе на всем ее протяжении выстроились сотни пеших и конных гвардейцев. Ослепительное солнце многие сотни раз повторялось, уменьшившись, в их шеломах, латах и наконечниках копий.
Множество улиц, справа и слева вливающихся в центральную магистраль, оцеплены отрядами угрюмых федератов-наемников, сдерживавших несметные толпы простолюдинов, стекающихся сюда с окраинных кварталов, чтобы тоже поглазеть на ожидающееся шествие. Если их не сдержать, если всех пустить — они собьют с ног почтенных граждан столицы, затопят всю Месе и не дадут пройти процессии. Вот отчего стоят на перекрестках вооруженные до зубов бородачи-наемники, сдерживая толпы мелких торговцев и ремесленников, моряков и строителей, поденщиков и неприкаянных бродяг, которые теснятся, давят друг друга, шумят и ропщут, но не посмеют прорвать оцепление. Знают, не раз убеждались: с федератами шутки плохи. И ведь все равно ничего не увидят отсюда, но не уходят — такова уж непоследовательная человеческая натура…
Константинопольцы помнили, как более десяти лет назад они вот так же толпились вдоль Месе, такой же нарядной, по которой возвращался из похода Первый Полководец, победивший вандалов и подчинивший Второму Риму земли Северной Африки. Долго длилось тогда триумфальное шествие. В строгом порядке двигались бессчетные ряды всесокрушающей бронированной конницы. Бодро шагала легкая пехота — лучники и копейщики. Мерно топали рослые солдаты тяжелой пехоты — в металлических панцирях поверх плотных кольчуг, в непробиваемых шлемах, с полутораметровыми щитами, вооруженные мечами и секирами. Возглавляемые своими вождями, проходили на полудиких конях прославленные боевые сотни федератов — готов и герулов, гуннов и гепидов. А впереди всех, на рослом коне, пятнистом как пантера, ехал в золоченых доспехах сам Первый Полководец, вдвое расширивший территорию империи, не раз спасавший жизнь и честь Императора, который при всем при том относился к своему верному слуге, земляку и другу юности с подозрительностью и ревностью.
Любимец народа и армии, Полководец ехал в сопровождении телохранителей-готов, хладнокровно взирая на ликующие и приветствующие его толпы своими прищуренными глазами, светлеющими на потемневшем под африканским солнцем лице. За триумфатором, с угнетенно опущенной головой, в небрежно свисающей с напряженных плеч красной мантии, в окружении своих несчастных приближенных, брел вождь побежденных вандалов. Проезжали роскошные вандальские колесницы, захваченные в боях. Сотни измученных пленных тащили на себе богатую добычу, которую не сумели отстоять: золотые вазы и кубки, наполненные драгоценными каменьями и грудами золотых украшений. Все это богатство и всех этих пленных Первый Полководец швырял к обутым в пурпурные сапожки ногам своего императора, добавив таким образом к многочисленным титулам его священной особы еще один — Африканский. Да, константинопольцы никогда не забудут того триумфа…
