Кий взялся дюжими руками за кормило и приналег, правя в сторону Межигорья, чтобы упредить течение, которое тем настырнее пыталось снести, чем ближе к высокому правому берегу.
Стоял перевозчик Кий во весь свой немалый рост, закатав шаровары, безбоязненно доверяя могучие плечи и обширную обнаженную грудь ослепительному Дажбогу и веселым чадам Стрибожьим.
Ромейские гости щедро оплатили перевоз серебряной монетой, но Кий и без того отнесся бы к ним с почтением, как принято было у полян относиться к гостям-иноземцам, чтобы тем самым собственной чести не ронять, ибо тот пес на вошедшего и проходящего громче лает, который сам в себе не уверен. Было, Кий помнит, даже такое, что один хозяин с Подола принял к себе гостя и не уберег от обиды, так поляне после забрали иноземца на другой двор, а растяпу-хозяина побили, чтобы не ронял чести своего племени. В походе и в сече — дело другое, там чужаку, если недруг, можно и голову с плеч долой. Но если гость пришел в твой дом без дурного умысла… К тому же странники-гости, благополучно добравшиеся до Гор из далеких земель, не устрашившиеся многих для себя напастей на долгом пути и счастливо избегнувшие их, наверняка были любимцами богов. Как же не почитать таких гостей? Еще чем хороши те гости, так это тем, что могут поведать немало занятного про далекие земли. И, как знать, быть может, странствуя со своими товарами по белу свету, расскажут они дальним, всевозможным людям про полянского перевозчика Кия…
Тем временем со стороны поросших невысоким ивняком левобережных плавней приближались к перевозу двое — оба в легких белых сорочках из домотканины, через такие сорочки суровый Дажбог не обжигает плечи. Сорочки были расписаны по вороту узорами из цветной нити и перехвачены сыромятными ремнями с бронзовыми бляхами. И ремни и бронза потемнели от времени. У каждого на ремне висел нож, через плечо — по великому луку и колчану со стрелами, да еще свисали изрядные связки битой птицы. Висели вниз головами подвешенные за ноги нарядные селезни, кряквы и свиязи, шилохвости и широконоски, маленькие чирки-свистунки, а еще у каждого — по тяжелому серому гусю, и у старшего — белый лебедь с распахнутыми крыльями. Оба охотника были росту немалого, как и большинство полян, — притороченная к поясным ремням птица по земле не билась, не доставала.
На макушке у старшего был оставлен кружок немало побелевших волос, усы были потемнее, а борода в середке темная, но по краям белая сплошь. У второго же усы едва только начали проступать над губой, кудри цвета выгоревшей травы закрывали затылок и уши, а спереди были подрезаны покороче, до светлых бровей, из-под которых с безмятежной приветливостью глядели глаза, лазоревые, как небо над Горами. Старший нес еще на плече прямую крепкую палку с привязанной к ней торбой, наполненной, надо полагать, всяческим необходимым скарбом и провиантом. Он указал свободной рукой на плывущий через Днепр плот с челном:
