А Данелки все нет и нет. Уж не попался ли? Не допусти, Дажбог, такого! Одному, без дюжего Птаха, юному княжичу не отбиться. Как тут быть Птаху, что делать, а чего не делать? Ждать и ждать. Ничего иного ант придумать не сумел. И терпеливо ждал. Тревожился и ждал…
Еще один дозор по берегу топает. Похоже, на конях. Так и есть! Принесла нечистая сила! На сей раз — федераты[37]. Уж лучше бы ромеи… Подъехали, остановились. Спешились. Говорят меж собой. Голоса слышны, а слов через воду не разобрать, чья речь — не узнаешь. Совсем близко подходят. Неужто заприметили? Не должны…
Боль нестерпимая во рту пронзила Птаха! И нечем стало дышать. Кто-то закрыл отверстие камышины и давил вниз — другой ее конец врезался под язык. Птах весь затрясся в воде от напряжения, стараясь терпеть, не пошевельнуться, не выпустить камыш и не пропустить его глубже, к горлу. Сколько успел прежде вдохнуть, столько и удерживал теперь воздуху в своей широкой груди. Помоги, Дажбог! Долго ли так терпеть?..
А те, на берегу, знали свое дело. Еще надавив, дернули затем камышину к себе, выдрали из Птаховых зубов. Невозможно было тому терпеть далее, пришлось вдохнуть всей грудью — вода тотчас влилась в него, память вышла вон… Будто великая играющая рыба, выскочил из реки ант, тут же подхваченный федератами. Он уже не слышал их злорадного смеха и не ощущал, как повязали всего ремнями и поволокли за конем по прибрежной траве…
А в ромейском лагере к тому полуночному времени заканчивался допрос юного славина, схваченного вблизи центрального шатра, где как раз совещались допоздна военачальники. Заканчивался тот допрос, можно сказать, ничем. Потому что схваченный, так ничего и не сказав, испустил дух.
Как проник он в лагерь, миновав бдительную охрану? Как добрался до самого центра и приблизился к шатру? Ведь тем же способом мог бы уйти обратно к своим, передать немало увиденного и услышанного. Эти проклятые варвары всюду пролезут! Одного только не предусмотрел славинский лазутчик: чутья находившихся при лагере собак. Если бы не эти черные с желтыми подпалинами свирепые звери, еще не известно, удалось ли бы заметить его и схватить. Не предусмотрел славин наличия собак в лагере, хотя это так обычно. Слишком молод был, неопытен. А пославшие не подсказали… А держался юнец, надо отдать ему должное, стойко и достойно. Даже когда — перевернув вниз головой — прибивали гвоздями к доске его ладони! Только вздрагивал при каждом ударе, но — ни звука не проронил…
