Древние язычники называли это фортуной, именем богини судьбы. Их потомки-христиане — волей божьей. Еще говорят: провидение, что означает то же самое — судьбу. И нескончаем извечный спор: человек ли, как ни крутись, зависит от предначертанной ему свыше судьбы, или же судьба каждого человека зависит все-таки от него самого?
Когда полуграмотный македонский крестьянин пришел с котомкой за широким плечом в ошарашивший его Константинополь, где — за рост, силу и сметку — был принят в императорскую гвардию, — предполагал ли он тогда, что спустя годы, уже стариком, будет возведен на престол? Кто знает?..
И тогда, сам бездетный, вызвал он из родных краев своего племянника, создал ему в столице все условия для блестящего образования и — уже будучи на троне — привлек к управлению сложнейшими делами империи, а Незадолго до своей кончины юридически усыновил, — предполагал ли старый хитрец, что готовит матушке Истории незаурядный подарочек? Как знать, как знать…
А сам тот племянник? Уж он-то, фактически правя необозримым хозяйством при престарелом дядюшке-базилевсе, не мог ведь не догадаться, что вместе с хозяйством унаследует и пурпурную мантию императора? Конечно, не мог…
Но могла ли предполагать одна из дочерей смотрителя дикого зверья, циркачка и куртизанка, что еще во цвете лет станет не просто даже супругой императора, но одной из самобытнейших монархинь и вместе со своим богопомазанным мужем надолго войдет в Историю? Мечтать — могла…
Ну а Подружка ее, думала ли она, что станет наперсницей самой базилиссы и будет держать под своим каблучком прославленного полководца, который не раз швырял к ногам Империи целые страны и народы? Кто знает, что она думала?..
Так что же в этом грешном мире зависит от божества, от провидения, а что от самого человека? Что в конечном счете определяет судьбу каждого из нас — объективные закономерности, случайные стечения обстоятельств или наша воля, наш разум? Быть может, все вместе взятое? Но что же все-таки главнее в этом вместе взятом? Или — когда как? Знать бы…
Шумели чада Стрибожьи в пожелтевших и облетающих кронах вековых дубов и лип по краям свободной от деревьев Лысой горы. Где-то через яр с ручьем, за еще одной горой, невидимые и неслышные отсюда, шумели неизбывные воды Днепра. А здесь, на великом Майдане[14], под неусыпным дозором страшных личин вырезанных из дерева богов, шумели поляне. Множество мужей — представителей родов полянских — собралось сюда на сходку.
