. И далее Ермаков был на невысоких командно-комиссарских должностях. После гражданской войны служил в милиции, в тюремно-лагерной системе местного масштаба
>95, а в 1934 г., всего лишь пятидесятилетним, отправлен на пенсию (прожил еще почти 20 лет, до весны 1952 г.), по существу, за непригодностью для руководящей работы и в карательной системе. В его служебных характеристиках значилось: «Охватить вполне административную работу не в состоянии. Отсутствует умение применять знания на практике». А насчет возможности приобретения им этих самых знаний говорилось: «Интерес к научным дисциплинам у тов. Ермакова отсутствует. В политической обстановке ориентируется с замедлением»
>96. Не оказавшись в чести у большевистской власти, не получив от нее ни единой награды, он остался на всю жизнь глубоко обиженным, обойденным и стал сам создавать легенду о себе-герое, распространяться безудержно об особых заслугах перед революцией и партией вплоть до приписывания себе присутствия в октябрьские дни 1917 г. на крейсере «Аврора», участия в обстреле Зимнего дворца, хотя там, в столице, он вообще тогда не был, находился в Екатеринбурге. Идя на вымыслы вроде присутствия 25 октября 1917 г. на «Авроре», Ермаков тем более раздувал и всячески «расцвечивал» свою роль в деле о Царской Семье: в нем-то он действительно участвовал, можно было дать волю фантазии! Исследователь воспоминаний Ермакова имеет дело с фантазиями больного воображения.
Основной источник, на котором основываются выводы вышеназванных авторов в изображении П. 3. Ермакова среди «главных», а именно рядом с А. Г. Белобородовым и вместо Ш. И. Голощекина, — это приведенный фрагмент показаний Проскурякова. В действительности же Ермаков до позднего вечера 16 июля 1918 г., то есть до самого момента расстрела, в доме Ипатьева не бывал. Это видно из его собственных свидетельств и воспоминаний знавших его прежде охранников, других участников событий. В частности, чекист М. А. Медведев (Кудрин), описывая момент расстрела, отмечал: «Николай II, царица и Боткин внимательно разглядывают меня с Ермаковым, как людей новых в этом доме»>97. То же говорил другой палач, начальник внешней охраны П. С. Медведев: к моменту казни «прибыли два члена чрезвычайной следственной комиссии, один из них, как он узнал впоследствиии, был Ермаков... родом из Верх-Исетского завода»>98, Ермаков с апреля по середину июня 1918 г. находился в госпитале на излечении после ранения, полученного в конце марта в Оренбуржье. О его ранении и пребывании в госпитале сохранилось много свидетельств. Сам Ермаков писал: «Во время крупного боя под городом Троицком, около Черной речки 28 марта 1918 года я вел свой отряд, бил в лоб противнику. Операция была удачная, противник дерзко дрался, но был сбит. При схватке на передней линии я был тяжело ранен в живот... лежал в госпитале в г. Свердловске; в это время вспыхнуло восстание на Верх-Исетском заводе белогвардейцев в июне 1918 г. ...когда я узнал, что творится, я больной ушел из госпиталя, принял на себя ответственность военного комиссара и начальника отряда. Белогвардейские банды были ликвидированы. ...Одновременно получилось Невьянское восстание... я выехал с отрядом на подавление... Это удалось»
