Так вот откуда в некоторых московских сферах и в массе населения, вероятнее всего, допускался заговор, ожидалась возможность опасности: не о белогвардейском освобождении думала масса, не на нем строилась молва, а росли слухи, вытекая из хорошего знания своих сотрудников, своих деятелей — советского воинства — красноармейцев. Это — глас народа, а не «публикации» Янкеля Свердлова. Вот почему мог иметь место и разговор Ленина с Берзиным; с командующим этими красноармейцами; а возлагал ли Ленин при этом ответственность за жизнь бывшего Царя на Берзина — не все ли равно. Склонность Ленина к тактическим маневрам слишком хорошо известна, чтобы можно было придавать серьезное значение такому обязательству Берзина»>60.
Что следует из приведенного текста книги Дитерихса? В Москве распространились слухи об убийстве семьи Романовых. Это могло быть и инсценировано: если большевиками, то для зондирования общественного мнения, если их противниками, то в целях усиления внимания к грядущему очередному «их злодеянию». Но скорей всего, это были просто досужие слухи. Производились же запросы в Екатеринбург управделами СНК В. Д. Бонч-Бруевичем, к которому с вопросом о степени достоверности слухов могли обращаться и члены, чиновники правительства, и другие лица, и Л. Г. Старком — руководителем Петроградского телеграфного агентства (ПТА). Последнему также надлежало быть информированным, дать для печати какой-то конкретный материал. Спрашивали ли эти лица о реальном положении Семьи Романовых своих шефов — Ленина, Свердлова, Зиновьева* — неизвестно. Видимо, нет. Те все знали. Ясно лишь, что сами вожди озабоченности судьбой Романовых не проявляли.
Редактор газеты «Уральский рабочий» В. А. Воробьев об этой серии телеграмм писал: «С. Е. Чуцкаев — председатель городского совета — получил на этот счет из Совнаркома официальный запрос: «В Москве распространились сведения, что будто бы убит бывший император Николай II. Сообщите имеющиеся у вас сведения. Управляющий делами Совнаркома В. Бонч-Бруевич».
Несколькими днями позже подобный же запрос получил и я. Комиссар Петроградского телеграфного агентства Л. Г. Старк спрашивал меня: «Прошу срочно сообщить о достоверности слухов об убийстве Николая Романова. Очень важно»>61.
Тексты телеграмм цитируются Воробьевым не совсем точно. Важно подчеркнуть, что и Воробьев не указывает на получение телеграмм от Ленина, его контакт с Берзиным. Внимание Дитерихса эпизод привлек прежде всего потому, что в деле высветилась фигура Берзина, факт обследования им положения в доме Ипатьева и наличие телеграммы в несколько адресов, отправленной в Москву и Петроград. Но все дело в том, что телеграмма Бонч-Бруевича была адресована не только председателю Совета, но и командующему фронтом Берзину. Поскольку запрос поступил не от Ленина или Свердлова, то, во-первых, местные руководители на него реагировали вяло, во-вторых, поручили дать ответ Р. И. Берзину. Очевидно, выбор предопределялся и тем, что в московской и питерской печати речь шла об убийстве Царской Семьи, как это видно из документа, именно красноармейцами, которыми командовал и за действия которых отвечал Берзин. А посему и его сообщение могло прозвучать наиболее убедительно. (Надо полагать, и Бонч-Бруевич запрашивал именно его все по той же причине.) И ответ ушел по адресам запрашивающих — СНК, Бюро печати, ВЦИК. В документе значится лишь Москва. Возможно, екатеринбуржцы рассчитывали, что Бюро печати при ВЦИК перешлет сообщение и в Петроград — Старку. Возможно, туда посылалась отдельная телеграмма, но вряд ли; во всяком случае, ее текст не найден. Заметим, что телеграмма пошла не в три, а даже в четыре адреса — еще и в военное ведомство — «Нарком воен.», то есть в вышестоящую для самого Берзина инстанцию. Мы видим, что от Ленина телеграммы не поступало и телеграмма Берзина адресовалась не ему, а запрашивавшему сообщения Бонч-Бруевичу. Бонч-Бруевич — не Ленин (это к тому, что многие авторы отождествляют адресата). Следует указать и на неточность, допущенную Берзиным в телеграмме. По прошествии некоторого времени после посещения дома Ипатьева он запамятовал день (число). На деле это было не 21, а 22 июня. В дневниках четы Романовых 21 июня никаких записей об этом нет, зато за 22-е (суббота) Николай Александрович записал: «Сегодня во время чая вошло 6 человек; вероятно, областного совета, посмотреть, какие окна открыть?», Александра Федоровна: «Люди (вероятно, из Комитета) пришли снова осмотреть окна»
