– Большое спасибо, сэр. Прощайте.
Двадцать минут спустя «Улисс» занял свое прежнее место в ордере.
Немного погодя команда крейсера увидела, как «Инвевдер», который уже кренился не так заметно, медленно повернул на зюйд-ост, а по обоим бортам его, подпрыгивая на волнах, шли два корабля – маленький эсминец класса «Хант» и фрегат. Через десять минут они исчезли из виду, закрытые снежным зарядом.
Три корабля ушли, осталось одиннадцать, но, странное дело, именно эти одиннадцать ощущали себя покинутыми.
Об «Инвейдере» и случившейся с ним беде вскоре забыли. У 14-й авианосной эскадры возникло более чем достаточно других забот. Появился враг, с которым надо было бороться – враг много опаснее любой мины или подводной лодки. Изо всех сил стараясь удержаться на раскачивающейся, проваливающейся из-под ног палубе, Тиндалл посмотрел на Вэллери. «Вид у бедняги ужасен – краше в гроб кладут», – снова подумал он.
– Каково ваше мнение, командир? Перспективы не блестящие, а?
– Предстоит хорошая трепка, сэр. Дело к тому идет. Кэррингтон шесть лет плавал в Вест-Иидии, раз десять попадал в ураган. Он признается, ему приходилось видеть такой низкий барометр, но чтобы он еще и продолжал так стремительно падать – никогда. Во всяком случае, в здешних широтах. Выходит, это еще только цветочки.
– Очень утешили, премного вам благодарен, – сухо отозвался Тиндалл. – Тем более что и цветочки эти дают себя знать.
Достигнув девяти баллов, ветер более не усиливался. Перестал валить снег. Но все понимали, что это лишь временная передышка: далеко на норд-весте небо было зловещего цвета. Этот тусклый пурпурный оттенок не бледнел, не сгущался; такая монотонная окраска неба сулила беду. Даже тем, кто давно плавал в здешних водах и видел все разнообразие красок арктического неба, то черного, как смола, в летний полдень, то освещенного великолепием северного сияния, то чудесного лазурного цвета, когда небеса, улыбаясь, видят свое отражение в спокойной, молочно-белой воде за Ледовым барьером, – даже этим бывалым морякам не приходилось видеть ничего подобного.
Но адмирал не обращал внимания на небо. Он глядел на море. Все утро волны росли – постепенно, неотвратимо. Теперь, в полдень, море напоминало гравюру XVIII века с изображением парускика, попавшего в бурю: тесные ряды зеленовато-серых валов двигались чередой, увенчанные живописными гребнями кипящей белой пены. Только здесь расстояние от одного вала до другого было около полутораста метров, и эскадру, шедшую почти наперерез волне, трепало основательно.
