Мы, ее друзья, тоже этого боялись. В конце концов они поспорили. На что поспорили — было только им известно. Нани заявила, что непременно перейдет в следующий класс. Юсуф же считал это невозможным. В оставшееся время Нани занималась днем и ночью. В тот момент у нее была только одна цель — учиться. Она не собиралась уступать в споре Юсуфу…
— Но сейчас нет и следа озорства в характере мамы. Как оно могло совершенно исчезнуть? — заметила Тати с некоторым сожалением.
— Ты сожалеешь, что потеряла союзника, — съязвил Тато.
— А почему бы и нет? — ответила Тати. — Я думала, что хорошо знаю маму. Но, видно, многого я еще не знаю. — Тати хихикнула: — Оказывается, мама тоже была шалуньей. В самом деле, я об этом и не подозревала.
Видимо, поэтому мама так внимательно выслушивала рассказы Тати о происшествиях, в которые та попадала. И вместе с нею от души смеялась над шалостями Тати.
«Шалить можно, Ти, если ты знаешь меру», — всегда говорила мать.
Только сейчас поняла Тати, что мать имела в виду. Она хотела, чтобы ее шалости не исключали прилежания в учении.
И с грустью Тати представила, какие будут у нее отметки в табеле, который ей вручат через несколько дней. Восьмерки, полученные ею за последнюю неделю, не смогут уравновесить тройки и четверки, полученные до этого.
На помощь учителей рассчитывать было нечего. Многие невзлюбили Тати за ее поведение, особенно те, кто стал жертвой ее быстрого карандаша. Госпожа Мустафа, например, относила Тати к числу неисправимых детей. Но Тати не могла не рисовать и рисовала то, что есть на самом деле. Никаких преувеличений или преуменьшений. За что рассердился на нее пак Харди́, отобрав у ребят ее рисунок? Ведь она нарисовала физиономию дремлющего во время контрольной учителя, как это было на самом деле. Из всех учителей только директор относился к ней хорошо. Как-то он спросил Тати: «Оставишь ли ты мне на память один из твоих рисунков, когда окончишь школу?»
Из слов директора можно было заключить, что Тати непременно закончит школу.
Тати до боли сжала пальцы в кулак.
«Я должна закончить! — сказала она себе. — Во что бы то ни стало я должна, должна!»
Как Тати хотелось доказать сейчас, что настанет тот день, когда мать будет гордиться ею так же, как она гордится Тато.
Мать стала не той, что была в молодости. Тати очень сожалела об этом. От прежней маминой веселости ничего не осталось, лишь иногда мама что-то напевала про себя. Сейчас Тати многое в мамином поведении, характере стало яснее. Теперь ей было понятно, почему мама часто просила брата и ее, Тати, «о чем-либо поболтать». Она не любила, чтобы в доме было тихо. Смогла бы она спеть, как прежде, если бы дети попросили ее?
