Сегодня у нас уходит всего пятьдесят минут на то, чтобы добраться до места, — благодаря скорости дрейфового течения, как объясняет Марк, но я его почти не слушаю. Когда мы оказываемся там, выясняется, что от бумажного круга не осталось и следа. Нет и намека на то, что здесь когда-нибудь находилось нечто подобное. На многие мили вокруг нет ничего, кроме воды. Если бы Марк не записал в субботу координаты, мы ни за что не отыскали бы это место снова.
С тех пор, как Марк предложил погрузиться и поискать обломки, из моего подсознания то и дело пытается всплыть нечто жуткое. Мне очень не хочется найти яхту. Очень, очень не хочется. Но дело не только в этом. Мысль, которую я сильнее всего пытаюсь затолкать обратно в подсознание, кричит о том, что мы найдем нечто другое. И даже не акул, тяжело зависших в воде, а нечто совсем иного рода. Нечто худшее.
Марк чувствует мое напряжение. Одеваемся мы в тишине, он лишь подбадривает меня взглядами.
Он думает, что здесь примерно сорок метров глубины. Иными словами, на два метра больше, чем высота статуи Христа Искупителя в Рио. Я могу опуститься только на двадцать метров, и он это знает. Но видимость здесь практически идеальная, так что мы рассмотрим дно, не особенно напрягаясь, нам и не понадобится спускаться на полную глубину.
Перед тем как мы соскальзываем в воду, Марк снова предупреждает меня об акулах. Сегодня это кажется мне не важным. Я смотрю в безоблачное небо, и его слова как будто обтекают меня. Я дышу. Я пытаюсь позволить его голосу успокоить меня. Нам обоим не по себе. И вовсе не из-за акул.
В воде, когда мы уже проверяем снаряжение друг друга перед погружением, я замечаю, что дрожу. Марк хватает меня за руку и на секунду крепко прижимает ее к груди. Частота моего пульса падает. Волны сегодня сильные и высокие. Здесь, наверху, крепкий ветер, но Марк обещает мне, что, как только мы спустимся, под водой будет спокойно. Когда мы заканчиваем, он снова берет меня за руку.
— Эрин, слушай, тебе ведь не обязательно это делать. Я могу спуститься один. Оставайся на катере, а я вернусь примерно через пятнадцать минут. Больше не потребуется, дорогая. — Он заправляет мокрую прядь волос мне за ухо.
— Нет, все нормально. Я в порядке. — Я улыбаюсь. — Я могу это сделать. Если не увижу собственными глазами, что там, внизу, я буду представлять самое худшее. — Мой голос снова кажется мне чужим и отстраненным.
Он кивает. Он слишком хорошо меня знает, чтобы возражать. Я все равно это сделаю.
