— Дело в ее поведении, понимаете, в свете ее предыдущего преступления. И тот видеоролик, в котором она смотрит на пожар… И как она вела себя во время интервью. Она… — И снова слова меня подводят. Что — она? — Простите, Энди. Другого способа сказать это просто нет. Она очень неприятная девушка. Простите, но это все.
Коготок увяз, всей птичке пропасть. И знаете что? Если я предвзятый свидетель, то, по крайней мере, меня не вызовут в суд.
Он смеется.
Слава богу.
Его лицо снова светлеет. Я всего лишь девушка, снимающая документальный фильм.
— Да. Я видел ролик с автобусом. — Он кивает, и мы возвращаемся к прежнему разговору. — «Неприятная» — подходящее слово, Эрин. Неприятная, но не плохая, я не считаю ее плохой, просто она легко поддается влиянию. И я надеюсь, она передумает, прежде чем шагнет за черту, потому что некоторые шаги безвозвратны. После этого мы просто не сможем ей помочь. Мы не станем искать способ ее вернуть, если вы понимаете, о чем я. — Он говорит почти шепотом. Я слышу, как Мишель возится на кухне, до нас долетает сигаретный дым. Он вздыхает. Мы обмениваемся взглядами. — Будет сделано все возможное, Эрин. Но некоторые люди сами не хотят себе помогать.
Мне кажется, мы понимаем друг друга. Я думаю, мы сойдемся.
— Честно говоря, Мишель понятия не имеет, кем стала ее дочь. Она не могла подобного предвидеть. Визиты раз в неделю в течение пяти лет не способствуют должному исполнению материнских обязанностей.
Он смотрит в сторону кухни. Я пользуюсь возможностью сглотнуть слюну. Желание выглядеть нормальным человеком под такой проверкой усложнило работу самых базовых телесных функций. Он продолжает:
— Холли изменилась за пять месяцев до своего освобождения. У нас есть показания тюремных охранников и консультантов. В то время произошли сразу два события. Она записалась в тюремный благотворительный проект, а также согласилась сниматься в вашем документальном фильме. Я могу со всей уверенностью сказать, что вы — не глава лондонской ячейки «Аль-Каиды», Эрин, но я потерял бы работу, если бы немного в этом не покопался. — Тишина. Он смотрит на меня. Намек на улыбку прячется в уголках его рта.
Черт, так они ко мне уже присматривались! Насколько пристально?
— Я подозреваемая?
Я знаю, что о таком не спрашивают, но хочу знать, подозревают ли меня.
Чувствую, как краснеют щеки, как на коже шеи возникает жжение. Я определенно теряю контроль над своим телом.
Он хихикает с довольным видом.
