Затем пришли женщины и привели Лизу, поставив её рядом со мной. Её выбрили так же, как и меня, но узор на её теле был намного более деликатным и искусным – цветы, птицы, солнце… На шее у неё были надеты два ожерелья – одно из местных камней, и второе – из более крупных ракушек, чем у мивоков, и перьев птиц. На голове у неё была соломенная шляпа, украшенная перьями и белыми, красными и синими полевыми цветами. Церемонию проводила одна из тех женщин, кто до того занимался мной; потом оказалось, что она была супругой шамана. Она произнесла несколько фраз, а затем к нам – и к ней, и ко мне – подходили по одной другие женщины и обнимали сначала меня, потом её, причём делали это весьма осторожно, не так, как мивочки. А затем нам показали жестом, чтобы мы взялись за руки, и нас вовлекли в хоровод из всех взрослых жителей Нилектсономы.
На ужин же были различные птички и мясо какого-то крупного животного со странноватым вкусом. Когда я спросил Катахаса, что это за животное, он показал на моё ожерелье, и я понял, что это медвежатина. Но она мне, в общем, понравилась. Пили мы воду – алкоголя у асочими, в отличие от мивоков, не было вообще.
Заночевали мы в приготовленном для нас доме, и София рассказала нам, что построили его специально для нас. Ночью было прохладно, но, как всегда у асочими, выложенный циновками пол был примерно на полметра ниже уровня земли, и, кроме того, там лежала медвежья шкура, которой мы и укрылись. В ту ночь, Лиза призналась мне, что ей было неловко стоять перед всеми в костюме Евы, зато то, как разукрасили меня, ей очень понравилось, и заснули мы, должен признаться, лишь под утро.
А ещё через две недели нас пригласили к себе олхоны из селения Чутчуй, находившегося чуть южнее Ливанеловы. Как мне рассказала Сара, ранее мивоки и охлоны враждовали, но, когда и те, и другие приняли русское подданство, отношения между ними наладились. К нам заранее прибыли две женщины-охлонки – жена вождя и жена шамана; звали их Хисмен и Тар, а дочь Хисмен, Аулина, в крещении Алина, которая была сотрудницей отдела, переводила.
Дамы весь день учили нас ритуальным танцам. На следующее утро мы проснулись с рассветом и, оставив Колю на Анфису, отправились в Чутчуй. Здесь наши тела сначала тщательно выбрили, как у асочими, а затем нас отвели в баню. Она была не такой, как у мивоков и асочими – плетёный шалаш, покрытый корой секвойи, над ямой, в которой в огромном котле лениво пузырилась вода. Нас выпарили, отхлестали вениками, и тщательно вымыли, а затем нанесли на тело белые, чёрные и красные полоски, да так искусно, что Лиза выглядела вполне одетой, а меня выдавало лишь причинное место. Затем на Лизу надели юбку – похожую на мивокскую, но длиннее – и ожерелье из дисков, вырезанных из ракушек, с привязанными к нему крупными раковинами абалоне. Мне же лишь перевязали голову белой лентой.
