Белоснежный хрусталь трескался под ногами Аура, отчего казалось, что малейшее промедление приведёт к неминуемому падению. Вдобавок к этому непривлекательному факту, дорога петляла вовсе не хаотично, как могло показаться поначалу: тонущие во тьме пустоты обретали форму и цвет, стоило только чернокнижнику к ним приблизиться. И там, словно отражения в осколках огромного зеркала, пролетали дни, недели, месяцы и года его жизни. Смешивающиеся друг с другом, наслаивающиеся друг на друга, картины прошлого разрывали душу Аура на части, по частичке, по крупице уничтожая его память, чувства — а вместе с тем и личность, за которую чернокнижник всегда держался. Его никогда не привлекала перспектива затеряться в круговороте перерождений, как все обычные и не очень люди — рано или поздно, но какой-нибудь обезумевший от свалившейся на него мощи чернокнижник, демон или банальная магическая аномалия уничтожит бессильную душу. И пусть до этого момента может пройти много тысяч лет, какая разница, если в конечном итоге Аур всё равно рисковал столкнуться с разрушением души и забвением? Он не мог этого принять, избрав нелёгкий, полнящийся испытаниями путь, но — дарующий хотя бы крошечный шанс избежать печальной участи всякой смертной души. И то, что он испытывал, осознавая происходящее но не имея возможности на него повлиять…
— Эй-эй, ты ведь аколит тёмных, да? — Такая знакомая рожа, вобравшая в себя черты множества людей, издевавшихся над некогда бессильным Ауром, предвкушающе ухмыльнулась, и схватившегося за кинжал мальчонку обступила толпа послушников другой башни. — Достанешь нож…
— «И подпишу себе смертный приговор…».
Избиение, боль, забвение, и на место собранной из нескольких воспоминаний химеры приходит новая, совсем другая, но вызывающая всё то же чувство беспомощной слабости. Ещё не успевший опомниться от прошлого видения, Аур увидел себя-подростка в окружении взрослых, состоявшихся магов, составлявших основную силу башни тех времён. То, что он был всего лишь наблюдателем, не спасало чернокнижника, и он заново переживал будто бы в сто крат усиленные эмоции молодого себя — растерянность, соседствующая с хладнокровной решимостью; страх, вставший подле готовности разменять свою жизнь подороже; ярость, пока ещё сдерживаемая покрытой шипами цепью самоконтроля… Как и всякий человек, Аур в своей жизни совершил не одну сотню глупых поступков, и его планы не всегда реализовывались точно так, как планировалось.
