Сердито-осуждающий взгляд Гранта оставил его невозмутимым.
— К чему эта кислая мина? О, не будь таким занудой, дружище. — Угощайся! Какое это теперь имеет значение?!
Он кинул бутылку, и Грант подхватил ее на лету. Это был Каберне Совиньон из Калифорнийской долины Напа — баснословно ценный груз, Грант знал его цену — содержимое этого ящика стоило тысячи долларов.
— Не вижу причин даже в данных обстоятельствах вести себя по-свински, — сурово сказал он.
Мак-Нил не был еще пьян. Он достиг лишь той приятной стадии, которая предшествует опьянению и в которой сохраняется определенный контакт с унылым внешним миром.
— Я готов, — заявил он с полной серьезностью, — выслушать любые убедительные возражения против моего нынешнего образа действий, на мой взгляд в высшей степени разумного. Но если вы намерены читать мне мораль, вам следует поторопиться, пока я не утратил еще способности воспринимать ваши доводы. — Он подарил Гранту херувимскую улыбку и с этими словами нажал на пластиковую грушу, — бордовая струя хлынула ему в рот.
— Ты крадешь имущество компании, которое может быть спасено, — объявил Грант, не сознавая абсурдности своих слов, но сознавая, что его голос приобрел гнусавость и скованность молодого школьного учителя (и что же это такое?) … а кроме того, ты вряд ли сможешь пьянствовать несколько недель подряд!
— Это мы еще посмотрим, — задумчиво отозвался Мак-Нил.
— Ну уж нет! — обозлился Грант. Опершись о стену, он с силой вытолкнул ящик в открытую дверь. Выбираясь затем из каюты, он слышал, как Мак-Нил крикнул ему вдогонку:
— Это уже предел хамства!
Чтобы отстегнуть ремни и вылезти из койки, да еще в его теперешнем состоянии, инженеру потребовалось бы немало времени. И Грант, беспрепятственно вернув ящик на его место в трюм, набрал новую комбинацию на магнитном замке и запер дверь. Так уж получилось, что у него было достаточно времени, чтобы сделать это. Мак-Нил даже не потрудился последовать за ним.
Мак-Нил, сохранивший все же парочку бутылок, пел, когда Грант, возвращаясь, снова проплывал мимо его каюты. Было слышно, как инженер горланил:
Куда уходит кислород нам все равно,
Лишь не уходил бы он в вино, в вино.
Вино, вино,вино, вино,
Оно на радость нам дано.
Гранту песня показалась смутно знакомой.
«Куда уходит кислород нам все равно…»
Пока он прислушивался, на него вдруг накатило чувство, природу которого он, надо отдать ему справедливость, понял не сразу и которое прошло так же быстро, как и пришло.
