Дафна знала, что родители получили доступ в королевский шатер, вложив деньги в регату.
Возможно, знатные и богатые аристократы не ощутили бы значительности этой суммы, но для Дейтонов каждая потраченная монета имела вес. Ощутимый.
– Я знаю, чего это стоит, – тихо сказала Дафна, имея в виду не только чек, выписанный ее семьей.
Даже родители не знали всего, что сделала Дафна в своих попытках завоевать Джефферсона – и удержать его.
Мгновение две женщины смотрели друг на друга в зеркало. В их лицах читалась сдержанная настороженность, из-за чего их встреча напоминала скорее встречу врагов, чем разговор матери с дочерью.
Дафна почти слышала, как напряженно думает мама. Препятствия никогда не задерживали Ребекку надолго на месте; она раздумывала не о том, что было, а о том, что могло бы быть. Все остальные жили в реальности, но Ребекка Дейтон обитала в изменчивом мире бесконечных возможностей.
– Ты должна от нее избавиться, – заключила мать, и Дафна неохотно кивнула.
Нина любила Джефферсона, по-настоящему любила, и это делало ее более опасным противником, чем любую из придворных девушек, обладающую лишь пустой красотой. Дафна могла перехитрить и затмить их собой в любой момент. Но тот, кто искренне не заботился о положении Джефферсона – кто на самом деле любил человека, а не титул, – представлял реальную угрозу.
– Я знаю, ты что-нибудь придумаешь. – Мать так быстро повернулась на каблуках, что юбки взметнулись вокруг ее ног.
Когда дверь в уборную захлопнулась, Дафна расстегнула свой кожаный клатч. Ее руки слегка дрожали, но она быстро нанесла тональный крем и поправила тушь. Дафна чувствовала себя амазонкой, собирающейся в бой.
Закончив, она посмотрела в зеркало – на свои высокие изогнутые брови, полные губы, ярко-зеленые глаза с густыми ресницами – и вздохнула. Вид собственного отражения всегда ее успокаивал.
Она была Дафной Дейтон, и ей приходилось безжалостно, не останавливаясь, двигаться вперед – и не важно, что или кто стоял на ее пути.
Принцессе Саманте в этом году было тяжело наслаждаться Потомакскими королевскими гонками.
Она их всегда любила. Не по той же причине, что остальные – кого-то увидеть и быть увиденными: первое событие в весеннем календаре социальной жизни, знаменующее возвращение раутов и вечеринок после зимней спячки. Нет, Сэм всегда любила гонки за их энергию. Они были такими дерзкими, такими совершенно американскими, с заразительным, каким-то карнавальным чувством возбуждения.
