Небольшая горенка, бревенчатые стены, по потолку развешаны пучки трав, по углам висят вышитые рушники, у стен несколько больших сундуков, с потемневшего образа на стене сурово смотрит Никола Чудотворец, под ним тлеет лампадка, на полу звериные шкуры. Кровать широченная, с высокой резной спинкой, перина пышная и мягкая.
А ничего так, уютненько, по-домашнему. И пахнет хорошо: сосной, полынью, ладаном и еще чем-то пряным, травяным.
В замках Европы и близко нет подобного уюта, как ни благоустраивай эти каменные гробницы: вечная сырость, сквозняки и холод, а здесь все живое, настоящее. Благодать, да и только.
Почувствовав, что весь взопрел, откинул одеяла и только сейчас сообразил, что не один на ложе. Обнаженные Власта и Забава лежали по обе стороны от меня и даже во сне прижимались так, словно боялись, что сбегу.
«Выгревали своими телами…» – я про себя улыбнулся, положил руку на горячее словно печка бедро той, что слева. Осторожно провел ей ладошкой по спине и пробежался пальцами по впадинке на пояснице.
Забава во сне порывисто вздохнула и закинула на меня ногу.
Душа немедленно потребовала продолжения, да и кто после такого остановится…
Я по-хозяйски огладил крепкие, словно каменные, ягодицы, а потом нырнул рукой меж бедер девушки.
Забава вздрогнула, едва слышно застонала, прижалась ко мне еще сильней и неожиданно проснулась.
– Княже… – В ее глазах плеснулась легкая паника. – Пошто безобразничаешь, княже…
Я молча опрокинул ее на спину, навалился сверху и распялил своими коленями крепко сжатые ноги.
Забава дернулась, попыталась освободиться, а когда не получилось, показала глазами на мирно сопящую во сне подругу.
Ну да… о лямур де труа даже речи не может идти. Буду настаивать – все испорчу. Да и ладно.
Не слезая, шлепнул ладонью по заду девушки, а потом, когда она испуганно вскинулась, показал рукой на дверь.
Большего не потребовалось, Власта, словно испуганная газель, слетела с постели, схватила с сундука сарафан с рубашкой и мигом выскочила из комнаты.
Забава проводила взглядом подругу и, как только хлопнула дверь, покорно обмякла и очень тихо прошептала:
– Бери теперь, чего уж…
И взял под такое родное: «Ой, мамочки-и-и…»
Вы знаете, в моей нынешней жизни у меня было очень много женщин разной национальности: фламандки, британки, француженки, испанки, даже арабки и негритянки. Да много еще кто. Но, черт побери, ни с одной из них мне не было так хорошо, как с Забавой. И дело тут не в каком-то особом умении в постельных делах, это как раз напрочь отсутствовало, хотя девка попалась чувственная до невозможности; просто я наконец почувствовал себя дома. Через бабу почувствовал. Такую родную и оттого желанную.
