Если бы он мог сбежать, сбежал бы. Но сон не отпускал его, не позволял отвести взгляд. Она прищурилась, как будто рассматривая отпечаток пальца на зеркале.
«А, директор Рыбье Брюхо, это вы? Где ваши дети? Что с ними случилось?»
Сенлин резко выпрямился и скатился с кровати. Он шлепнулся на живот и уперся ладонями в пол. Что-то вроде выстрела заставило его проснуться. Он перевернулся на спину и посмотрел на «внучкины часы», стоявшие у кровати. Было почти восемь тридцать. Он проспал всю ночь напролет.
Дверь в его комнату снова содрогнулась – судя по звуку, в нее ударили тараном, а не человеческой рукой.
Придя в себя, он крикнул, что уже идет. В зеркале увидел, что все еще одет в халат. На мгновение задумался, успеет ли переодеться, но тут снова раздался удар, похожий на выстрел, и он поспешил открыть дверь.
Рассчитывая увидеть одного-двух констеблей, Сенлин с удивлением обнаружил перед собой отряд из шести солдат, все они были вооружены и одеты в накрахмаленные черные мундиры дома Пеллов.
Мужчин возглавляли два весьма примечательных человека. Первый джентльмен – Сенлин предположил, что ему за шестьдесят, – был чрезвычайно высок и одет по-военному. Его неестественно темные волосы блестели от масла, а укладка напоминала акулий плавник. Короткий черный плащ был перекинут через плечо, а на лацкане пиджака красовалась яркая булавка: три белые горизонтальные линии в квадрате медового золота. Он был чисто выбрит, но с серыми щеками, а тяжелые веки наводили на мысль об апатии, которой, однако, не было во взгляде. На поясе у него висел пистолет, такой длинный, что заканчивался чуть ниже колен. Скорее набедренная пушка, чем личное оружие.
Как бы поразительно ни выглядел незнакомец, спутница его затмила. На ней были золотые доспехи – или, по крайней мере, верхняя половина таковых. Кираса и латные рукавицы не выглядели громоздкими, как обычная броня. Они были так же хорошо подогнаны, как блузка и перчатки. Волосы у нее были рыжими, словно пламя, с дымчато-белыми завитками на висках. Ее лицо было сосредоточенным и хмурым. У Сенлина сложилось отчетливое впечатление, что она на него сердится. Она все еще держала золотой кулак поднятым, как будто не решила, стоит ли стучать теперь, когда дверь открыта и он стоит в проеме.
– Доброе утро, мистер Пинфилд, – сказал высокий мужчина. – Я генерал Андреас Эйгенграу. Это блюстительница Джорджина Хейст. Мы пришли поговорить с вами о кое-каких убийствах.
