Англия появилась точно по времени и курсу.
— Все как но плану, — отметил Парсонс. Это были его первые слова за день.
Встречаемся на разборе. У ребят вид, будто не спали год. Налегают на виски. Много говорят, размахивая руками, много пьют кофе, макая в него сдобу, и стараются ухватить как можно больше стопок.
Джон Нильсон, наш с Сэмом побратим, ведет разбор, но ответов добиться никак не может: если кого и удается настроить на вразумительный отчет, кто-нибудь из неучаствовавших, вроде меня, облапит бедолагу и начнет выспрашивать, тряся: правда, что прибили пятерых гаденышей?
— Может, и шесть, — говорит Шарп. — Льюис заявил только одного, а подбил двух.
— Очень возможно, — соглашается Льюис.
— Ну вот и заяви, — подучивает его Шарп.
В конце концов начальник разведотдела наводит порядок, и нам теперь приходится стоять в дверях и оттуда слушать, как Сэм расхваливает свою команду.
Каждую секунду кто-нибудь встревает:
— Ну, думаю, все, попались...
Или:
— А я чуть не вывалился из люка.
Или:
— Ты-то заметил, как вспыхнул гаденыш?
Или:
— Видели бы вы нас тогда!
Одним словом — бедлам.
Шарп выходит после разбора почти раздетым, отчаянно толкуя о чем-то с Кроуном. Подходят двое парней из экипажа Блэка и обнимают их.
— Горячая была у вас работенка, — замечают они,
Шарп смеется:
— Посмотрели бы на ствол моего левого пулемета.
— Скрутило в штопорюгу, — поясняет Кроун.
— Как это ты ловко выразился, — восхищается Шарп.
Но, думаю, Кроун эту фразу откуда-то позаимствовал. Хотя так оно, должно быть, и было, потому как повторяет он ее раза три-четыре.
Оутс выходит, волоча мешок со снаряжением. От виски его совсем развезло. Парсонс идет с ним. Ему надо отдать запись полета.
Когда Сэм входит в оружейную, кто-то говорит:
— Ну и ребята у тебя подобрались!
А кто-то добавляет:
— Сорвиголовы, а не парни.
— Только не надо мне ныть про своих, — говорит Сэм. — Капеллан тут недалеко. А я вам тысячу раз говорил, что экипаж у меня что надо.
Никому он этого не говорил. И не думал даже. Это он теперь так считает.
За окном голубеет небо. На флагштоке— красно-бело-голубое полотнище.
Красотка по имени Августа
Августа написала Сэму, чтобы спросить, когда у меня день рождения. Сэм решил поглядеть, что она мне пришлет, и назвал ей какое-то число в июне, а потом забыл.
И вот от нее приходит здоровенный кусок мыла, перевязанный бечевкой, чтобы можно было повесить на шею.
— Какой шик, верно? — замечает Сэм.
— Это уж точно.
Мыло отличное.
