Черное солнце Украины | страница 82
.
Однороженко вторит Сергей Куделя, учёный либеральных взглядов, проживающий сейчас в США: «Уже в начале декабря 2013 г., когда стало понятно, что власть готовится смести протест дубинками «Беркута», при активном участии лидеров оппозиции началась организация отрядов самообороны. Всего через несколько недель наиболее радикальные из этих отрядов перешли к наступательным действиям, вступив в столкновения с «Беркутом» на соседней с Майданом улице Грушевского. Принятие провластным большинством в парламенте январских законов, которые ограничивали свободу собраний, стало свидетельством как бесперспективности традиционных методов ненасильственного сопротивления, так и несостоятельности умеренной оппозиции и её лидеров. В результате дальнейший ход протестного движения стали во многом определять участники крайне правых группировок. Благодаря им булыжники и зажигательные гранаты оказались неотъемлемой частью арсенала протестующих. В дальнейшем из них сформировались передовые отряды, которые захватывали областные государственные администрации на Западной и в Центральной Украине»[97].
Подытоживая, можно сказать, что до 1 декабря ультраправые на Майдане ещё не были незаменимой силой. 1 декабря они заявили о себе во весь рост, но общество ещё было не готово их воспринять. Подобная ситуация «Правый сектор» не смущала. С самого начала Евромайдана ультраправые начали подготовку к вооружённому конфликту с властью. Когда после разгона Майдана в ночь с 31 декабря на 1 января остатки Майдана переместились на Михайловскую площадь, там уже начали проводиться открытые тренировки «Правого сектора», где отрабатывалось силовое противостояние с правоохранителями. Майданная общественность, глядя на происходящее, кричала бойцам «молодцы!». А после 16 января, то есть с начала боёв на улице Грушевского, национал-радикалы окончательно стали народными любимцами и героями.
Одной из главных для ультраправых стала проблема руководства движением, т. к. руководство «Патриота Украины» на протяжении всего «Евромайдана» находилось за решёткой по делу «Васильковских террористов» или «оборонцев Рымарской». Олег Однороженко также был арестован. Это случилось 23 декабря 2013 года, во время затишья на Майдане.
Сам он по этому поводу вспоминает следующее: «Ситуация с моим заключением достаточно смешная, ясно, что это, возможно, было ошибкой с моей стороны. Дело в том, что когда начались репрессии против «Патриота Украины» в 2011 г., то мне не могли приписать серьезных сфабрикованных статей и дел, как «Васильковским террористам» или «Оборонцам Рымарской» в Харькове, но на меня собрали досье по другим делам. Как правило, это статьи про мелкое хулиганство, то есть драки с милицией, противодействие политическим оппонентам и подобные вещи. Это не тяжкие статьи, но их оказалось достаточно, чтобы открыть криминальное дело. Полгода мне пришлось провести в бегах, но за полгода меня нашли и поместили в харьковское СИЗО, и я там просидел четыре месяца. Это было в 2012 г. Так как эти дела были не тяжкими, то через суд удалось добиться освобождения на поруки народных депутатов. В 2013 г. я был на свободе, но в достаточно подвешенном состоянии. Когда я принимал участие в разных политических мероприятиях, то мне сразу следовали сигналы, что всё это может плохо закончиться. Понятно, что когда я принял участие в событиях первого декабря, власть должна была среагировать. Но проблема в том, что у меня уже закончилось слушание дела, в конце декабря должно было состояться последнее заседание, где не могло быть другого приговора, кроме условного термина. Я приехал на этот последний суд, но они сделали достаточно интересный ход — вместо того, чтоб вынести приговор, они рассмотрели апелляцию пострадавших политических оппонентов о том, что я будто бы представляю какую-то опасность, и меня закрыли в тюрьму. Они поняли, что не могут зачитать мне приговор, потому что это меня юридически освобождало, поэтому меня закрыли в тюрьму. Я с конца декабря и до конца революции вынужден был наблюдать за событиями из-за решетки. С одной стороны — это беззаконие, но ведь накануне меня предупреждали, что вообще не стоит туда ехать и пытаться что-то решать через юридические механизмы. Если бы это было в немного другое время, я бы не поехал, но это был уже конец декабря — это была позиционная борьба, революционное напряжение спало, официальная оппозиция держала руку на пульсе и революционной обстановки тогда не было. С моей стороны это была ошибка, нельзя было рассчитывать, что произойдет что-то хоть приблизительно в рамках закона»