Карл Пеэтсон положил купюру на телевизор, сел за стол и уставился в тарелку, на которой лежали кусочки миноги. Кусочков было три, желтовато-коричневая жидкость медленно растекалась по дну тарелки. Громко тикали стенные часы с гирями. В комнате было очень тихо.
Наконец Карл поднял глаза и сказал:
— Эта старуха была соученицей Йокса, это Леа Линдепуу. Я помню ее со школы. Хотела актрисой стать… сейчас выглядит на все семьдесят. Не пойму, что может связывать ее с Йоксом… но речь у нее как у пророчицы какой… Этих пророков в последнее время развелось, как… — Карл подыскивал сравнение, но никак не находил.
— Болтают, что в голову взбредет, а люди верят, — хмуро добавил он.
В другой комнате вдруг зазвонил телефон. Через стену проник настойчивый, все усиливающийся как сигнал тревоги звонок. Но никто не шевельнулся, никто не пошел отвечать. В конце концов встала Анне-Май и, ворча под нос, торопливо направилась в соседнюю комнату.
Вернувшаяся Анне-Май была белая, как полотно. Неуверенно, медленно, лихорадочно подыскивая нужные слова, она подошла к мужу и положила руку ему на плечо.
— От всего сердца сочувствую… твой брат мертв, — с натугой выдавила она из себя.
Никто не проронил ни слова. Да никто и не знал, что сказать.
Анне-Май пояснила:
— Какой-то лихач сбил его на переходе. Это произошло уже утром. Эллен узнала об этом только сейчас. Они выезжают. Очевидно, останутся у нас на ночь.
Неожиданно раздался сильный и резкий стук в окно. Вздрогнув, с раскрытыми ртами, все повернулись к окну. За стеклом стояла старая женщина, похожая на оборванку. По ее движениям было понятно, что она хочет сказать нечто важное. Передать какое-то сообщение.
Мерле подошла к окну, толкнула створки и заговорила с женщиной как с малым ребенком:
— Послушайте, не мешайте нам, идите спокойненько к себе домой.
И старуха пошла, но через секунду уже на расстоянии послышался ее пронзительный крик. Слов было не разобрать, Мерле захлопнула окно, в последнее мгновение оттуда прозвучало отчетливое словосочетание: начало конца.
— Она сказала «начало конца», — испуганно и почти шепотом повторила Моника.
— Мало ли что она сказала, — отрезал Карл. — Теперь вообще слишком много болтают.
— Вот смотрите, — вдруг заговорил Эрки. — Когда те самолеты врезались в небоскребы, я как раз был здорово простужен и лежал с высокой температурой. Со скуки включил телевизор на финнов, а там показывали небоскреб, охваченный дымом. Я сразу сообразил, что это Нью-Йорк. Долго показывали общий план горящего здания без каких-либо комментариев. Я подумал, какого черта, решил, что это какой-то черный юмор или дурацкий фильм. Тут второй самолет врезался. Я вдруг понял, что это все правда и происходит именно сейчас… Не умею описать свои чувства… Вроде как что-то хотело вырваться, высвободиться из меня — и я не мог этому препятствовать… Накинул халат и вышел на лестницу. Мне надо было поговорить с кем-нибудь. С верхнего этажа спускался русский старик. Попытался как-то изъясниться с ним на ломаном языке. Но он лишь ответил: вот и правильно, так им и надо… Только тогда я вспомнил об изобретении телефона. Вернулся в комнату и позвонил другу…
