А вдруг в мое отсутствие кто-нибудь поступил точно так же, как я, думала Леа, пальцами разравнивая песок. Мысль показалась забавной. Она представила себе, как с этой заброшенной могилы бегония перекочует дальше, потом еще дальше, обретая для себя ежедневно и в день по много раз новый дом. Выходит, это бегония-кочевница, подумала Леа.
Песок в головах мамочки был теперь гладким, как и раньше, и все стало так, будто цветка никогда и не было.
— Видишь ли, мамочка, таков он, этот смешной мир, — произнесла Леа, шаря по карманам в поисках свечного огарка. Понятно, свечи закончились. Надо добыть новые, но сейчас не самое удачное время. Слишком много народу, чтобы собирать по чужим участкам потухшие огарки. Этим лучше заниматься в сумерках, когда никто уже не решается идти на кладбище.
— Нету свечки, мамочка, — грустно сказала Леа, но тут наткнулась на какую-то бумажку, которая странно хрустела под пальцами. Леа вытянула из кармана шуршащую голубую бумажку и полюбовалась, как расположенная в одном конце серебристая полоска переливается всеми цветами радуги. Похоже на трюк фокусника: на полоске появляется цветной песик и тут же исчезает, чтобы вновь появиться. На другой стороне полоски не было, но если посмотреть на свет, неожиданно появлялось изображение поэтессы Лидии Койдула там, где вообще ничего не было напечатано.
— Иллюзионисты, — весело проворчала Леа.
Могли бы и меня назвать Лидией, подумала она. Имя Леа ей никогда не нравилось. Однажды, давным-давно, в тускло-желтом свете вечерней электрички она сидела напротив мужчины с широким лицом и в очках, который читал книгу под названием «Леа». Она узнала этого человека — знаменитого актера и театрального режиссера Вольдемара Пансо.
— Меня тоже зовут Леа, — неожиданно даже для себя сказала Леа. Режиссер убрал книгу в портфель и стал с ней беседовать, а по ходу разговора Пансо как бы признался, что вновь хочет поставить пьесу Смуула «Леа», а Леа призналась, что мечтает стать актрисой.
Леа свернула бумажку в плотную трубочку и воткнула торчком в песок, после чего вытащила спичку и уже было чиркнула ею, чтобы вместо свечки запалить рулончик, как вдруг вспомнила, что эта Койдула ей вовсе не принадлежит. Это Пеэтсон дал. Вроде бы на хранение?..
Только зачем Пеэтсону свои деньги отдавать ей на хранение?
Этого Леа не знала. Но ведь люди порой совершают необдуманные поступки. И без всякой затаенной цели. У Пеэтсона, похоже, все-таки был какой-то свой умысел, думала Леа и неожиданно ощутила, что ей до сих пор столько же лет, сколько было в той электричке, когда она ехала с Пансо.
