Я продолжал смотреть в пол, понимая, что если хоть на мгновение встречусь с его взглядом, то не смогу противиться его воле.
– Вы должны понять, Адам: того, что мы делаем, не нужно стыдиться. Мы исполняем волю Божью, мы избавляем мир, который Он нам доверил, от тварей, не желающих подчиняться Им же установленным правилам.
Ярость захлестнула меня. Впервые за все эти годы безумный, слепой гнев пробудился во мне. Казалось, я готов был броситься на Рафаэля и задушить, загрызть его. Я поднял голову и в это же мгновение почувствовал легкое прикосновение призрачной ладошки к моей руке. Злость прошла.
Рафаэль усмехнулся, словно только этого и ждал. Я понял потом свою ошибку, но было поздно. Отец прекрасно знал, что я уже давно не убиваю ведьм и никакие пытки не заставят меня сознаться в этом. Ему нужно было лишь подтверждение, мой гнев, который я ему любезно предоставил.
– Мне нужно… спуститься… спуститься в подземелье, – бормотал я в ужасе и пятился к двери.
Мне не хватило смелости больше смотреть ему в глаза. Присутствие Надии, которое, казалось, должно было придать мне сил, наоборот, отрезвило. Я не знал, почему она сдержала меня. Возможно, покончи я с ним тогда, ничего бы не случилось. Никому не пришлось бы страдать. Но нам всегда дорого приходится платить за свои ошибки. И я заплатил.
Вместо того чтобы идти в подземелье, я переоделся и снова сбежал в город. Одна из таверн, моя любимая, приняла меня как родного. У входа одноглазый седой старик с грязной повязкой на лице тоскливо играл на дудочке.
Я сел за самый дальний стол, заказав себе кружку эля, и думал о том, как теперь вернуться в церковь. Рафаэль прекрасно знает, что я открыл правду, что я вышел из-под его власти. Легкая смерть ждала меня в лучшем случае, если же нет… Тогда долгое и упорное перевоспитание. Любого можно вернуть на истинную сторону. Нужно лишь хорошо постараться.
Передо мной на скамейку присел старик, тот самый, что играл на дудочке. Я не сразу узнал его. На лице у старика была грязь, волосы поседели и отросли до плеч, наполовину выдранные клочьями. Только серые глаза, точно такие же, как и мои, выглядели знакомо.
– Здравствуй, Адам.
– Отец.
Он положил руки на стол, потирая их. Было заметно, что он ужасно нервничал, но было еще что-то в его взгляде. Разочарование, может быть.
– Ты стал священником, – произнес он едва слышно в окружавшем нас гомоне чужих голосов.
Люди смеялись, играли на разных инструментах, пили, веселились. Я гордо посмотрел на отца.
