Соответственно, итог — озлобленность.
Старая ведьма, Баба-яга по-нашему, живет обособлено, одиноко в старой избушке. Это сейчас плохо допустимо, однако все же возможно. Можно допустить, что она живет в селе или даже в квартире. Суть не в этом, а в том, что она не смотрит телевизор в ожидании звонков детей-внуков, не лечится аптечными товарами, не потребляет полуфабрикаты. Она берет на себя важную таинственную социальную роль, которую не потянет никто другой. Она верит, она ведает, она чувствует, она помогает в критический момент.
Ведьмам было трудно всегда. Вспомним рассказ Куприна «Олеся». Всегда, сколько существует социум, в котором люди теснятся друг к другу и проповедуют «нормальность» как средство борьбы со страхами неопределенности, природы и знания. Но это и почетная и важная роль-сценарий: не стремясь к «нормальности» и пониманию другими, быть той, что постигает тайные смыслы, варит зелья и может дать ночлег заблудившемуся в сумрачном лесу.
Баба-яга, собственно, как и другие ведьмы, никогда не нуждалась в почете, жаль другое — опошление, выхолащивание образа.
Приезжает ко мне подруга с 11-летней дочкой и говорит: «Катя верит, что ты — ведьма. Можешь ей показать что-то?» При этом любые происходящие события объясняются разумным материализмом. Подруга несколько разочарована моей «грубостью, мрачностью», тем, что я требовала огород копать, а не летала голышом…
Я по-честному вжилась и отработала этот образ. Очень много в нем ценного. Кризисный переход я называю Пустыня Старения. Наш славянский вариант пустыни — дремучий лес. Дремучий — это не мрачный и буерачный, это тихий, сумрачный. В других культурах это может быть гора или пустошь, важно уединение, тишь и глушь. Здесь, отвернувшись к людям задом, к лесу передом, Баба-яга проживает инициацию в старость, свои страхи, менопаузу, смену активности, осваивает новые задачи. Мне искренне жаль женщин, которые лишены такого опыта уединения.
Но по-настоящему страшный вариант Бабы-яги — это женщина, не желающая стареть. Баба-яга или ведьма иногда ударяются оземь или выпьют что-нибудь и молодеют… или они красятся. Делают инъекции, процедуры и пытаются заполучить принцев… В сказках эти роли часто отводятся злым мачехам (вроде той, что у Белоснежки или Спящей царевны, Золушки и других).
Добрые бабушки такого не творят.
Интересно проследить, что возникает в ответ на это слово, какой образ?
По моим опросам, в основном образы от мадонны с младенцем до Родины-матери, мамы молодые или зрелые с жестковатым оттенком. Почти теряется образ старушки, к которой любой взрослый, как само собой, обращается «мать» (а она к людям — «сынок», «дочка»). Мать-старушка, воспетая русскими поэтами… Повезло каждому, у кого она есть или была. Та, что у Есенина, у Твардовского… Да и у Пушкина:
