Но то, что рождало трагедию века назад, теперь — нормально.
Нормой становится отказываться от идеи иметь детей, что обосновывается нехваткой собственных ресурсов или места на планете. Подвинуться же не хочется.
Замечу тут, забегая вперед себя. Только когда вы уже согласились стареть, внуки приносят истинную радость.
Решение, подсказанное Лаем, также процветает. Связать, и для верности проткнуть ноги, и бросить подальше — вот прототип нашего взращивания в детских учреждениях.
И вот Эдип вырос, вопреки всему, дети вообще существа очень живучие. Он узнает о пророчестве, о том, что погубит отца, и расстраивается, и уходит. Вполне нормальное, здоровое решение. Да вот только родители-то наворотили уже…
Так наши дети, вырастая, уходят от воспитателей, учителей, а на присутствие в жизни родителей обречены. Отец выбирает между новым контролем или психологической смертью, уходом из жизни ребенка. А мама «ищет компромиссы». Она не хочет уходить со сцены.
Ей надо остаться царицей. Причем заметьте, что в древних Фивах, что в современной Москве — это норма социума, а не ее личная прихоть. А если она остается царицей, то должна быть безвозрастной, сексуальной, женой молодого царя. Хотя бы выглядеть так… (об этом потом).
«Все на свете могут наши мамы, только не умеют не стареть». Грустная констатация, а отнюдь не призыв… То, что мамы «могут все на свете», приятно и безобидно для сыновей. Все, кроме «не стареть». (Для дочерей не так.)
Есть одна мудрая мысль, что от отца в конце концов требуется, чтобы он проиграл. Отец проигрывает сыну сначала в шахматы и футбол, потом в соперничестве за внимание женщин, в ведении бизнеса или социальном статусе или просто заработке. Каждый следующий проигрыш, как и выигрыш, дается все труднее. Если вы радуетесь, когда сын по-настоящему обыграл вас в шахматы или больше раз подтянулся, то есть шанс, что сможете радостно встретить и другие поражения. Если же уже от этих, первых остался неприятный осадок — жаль, дальше будет хуже намного.
В основном это социальные, социумные состязания.
У женщин то же. Сначала дочь испечет блины или торт, сварит суп вкуснее, чем у мамы. Потом в какой-то момент они вместе идут по улице или раздеваются в гардеробе театра. Вроде бы как раньше, но взгляды все уже на дочь, а не на мать. Перелом происходит в тот момент, когда вместо «привет, Миш, знакомься — это моя дочь…» начинает звучать «кстати, это моя мама…».
Очень хорошо помню волнующий момент, когда моя первая дочь сказала: «Мам, зайдешь, скажешь на входе мою фамилию, тебя пустят»…
