Он тщательно очистил посуду, вымыл ее и насухо вытер куском ткани, который затем прополоскал и повесил на кран. Потом принял душ, причесал свои быстро редеющие волосы, почистил зубы, а за ними и уши, потратив при этом четыре ватные палочки. Надел рубашку, брюки и спортивный пиджак и вернулся за кухонный стол.
В этот самый момент, сидя над развернутой газетой, он решился. И набрал указанный в объявлении телефонный номер.
* * *
Папа стоял возле окна Альвиной спальни в их старом доме. Ступнями он отбивал по полу неприятный, рваный ритм, соответствующий ритму музыки, которую изрыгали колонки, стоящие в каждом из четырех углов комнаты. Колонки были громадными, и музыка звучала громко. Альва не могла понять, это трехдольный или четырехдольный такт? Может, ни тот ни другой?
Папа держал руки за спиной.
— Что ты там прячешь? — спросила она. Папа улыбнулся и пожал плечами.
— Ничего, — ответил он. Альва засмеялась, как будто в жизни не слышала ничего смешнее. Извиваясь от смеха, она повалилась с кровати на твердый пол, поранив колени, которые тут же начали кровоточить, но не перестала смеяться.
— Покажи мне руки, — сказала Альва, когда смогла наконец набрать в грудь воздуха, и папа тоже рассмеялся. Он протянул к ней правую руку. Та была пуста, а папа хохотал все так же громко, протягивая к ней и левую руку, в которой тоже ничего не оказалось. Альва перестала смеяться.
Снаружи была ночь, и окно выглядело громадным, во всю стену черным квадратом. Но комнату почему-то озарял солнечный свет, и на ковре лежали длинные полосы от лучей дневного светила.
На папе были бабушкины сережки. Он подошел, поднял Альву и положил ее обратно на кровать.
— Кровь больше не идет? — спросил он, поглаживая ее по щеке.
Она посмотрела на коленки и увидела, что ссадины исчезли, зато с глазом было что-то не то. Альва подняла руки к лицу, сложив их чашечкой, и они наполнились кровью, которая струилась по лицу и заливала подбородок.
— Как хорошо, что кровь остановилась! — сказал папа.
Альва увидела свое отражение в темном окне, которое выходило на сад. На ее щеках были красные и синие пятна, совсем как у мамы в ту ночь. Из колонок вдруг донесся громкий телефонный звонок, от которого в ушах у нее задребезжало.
— Папа, сними трубку, сними трубку! — воскликнула девочка, но он ответил:
— Я не могу.
Альва закрыла глаза и закричала, чтобы заглушить звонок. Когда она снова открыла их, за папиной спиной стояла мама, скрестив руки на груди.
