В конце концов даже единичный случай — это информация, и неважно, отражает она поведение больших групп людей или является уникальной в своем роде. Если что-то наблюдалось только однажды, то это не значит, что этого не было вообще или что такое не может случиться снова. Статистики не принимают во внимание отдельные наблюдения, потому что у них нет способов работать с ними. Зато у них есть средство избавиться от этих досадных исключений — критерий Шовене[129]. Но каждый из нас и есть отдельный случай, и всегда существует вероятность, что рано или поздно мы окажемся белыми воронами, отличными от большинства людей. Хороший доктор играет по правилам, когда они работают, но готов иметь дело и с исключениями, поскольку видит их каждый день, сталкиваясь на практике с реальными людьми и их реальными проблемами.
И этот врач увлечен вашей личной историей. Вспомните наставление Ослера: «Слушайте пациента — он говорит вам диагноз». История болезни, рассказанная пациентом, была основой медицинской помощи со времен Гиппократа, а может быть, и еще раньше. Хотя порой врачи в старину и приносили много вреда (кровопускание, пиявки), практически единственное конструктивное действие, которое мог совершить доктор на протяжении большей части истории, — выслушать больного и попытаться понять заболевание в контексте личности конкретного страдающего человека. Но по мере того как медицинская наука приобрела убедительность и основательность, роль нарратива в заботе о здоровье стала ослабевать. Упор на структурированный подход к научно обоснованному лечению и возрастающие требования к врачебной квалификации поставили нарративные практики под угрозу исчезновения.
Множество врачей-практиков, постоянно сражающихся с недугами, возражают, что научно обоснованный подход часто не имеет смысла, когда мы сталкиваемся с реальным человеком и с реальной, непосредственной проблемой. Обобщение не всегда подходит к ситуации — исследования проводятся на других группах людей, или пациент имеет несколько осложняющих факторов, с которыми не помогают справиться имеющиеся данные. Эти солдаты с передней линии фронта знают ценность единичных случаев; они каждый день работают в клинике, где необычное случается сплошь и рядом. Возник даже термин «персонализованная медицина», и появилось множество ее апологетов, пытающихся с некоторым успехом примирить два подхода. В конце концов они взаимно дополняют друг друга, только если ответ на получение упорядоченных данных таков: «Очень может быть, давайте посмотрим, как это подходит к случаю моего пациента из четвертой палаты».
