Теперь предположим, что Бог стал человеком; предположим, наша человеческая природа, которая способна страдать и умирать, слилась с Божьей природой в одной личности. Такая личность сумела бы помочь нам. Богочеловек сумел бы подчинить Свою волю, сумел бы пострадать и умереть, потому что Он – человек; все Он выполнил бы в совершенстве, потому что Он – Бог. Мы с вами можем пройти через это лишь в том случае, если Бог совершит это внутри нас; но совершить это Бог может, только став человеком. Наши попытки пройти через смерть будут успешны лишь тогда, когда мы, люди, примем участие в смерти Бога, точно так же как наш ум плодотворен только благодаря тому, что он – капля из океана Его разума. Но мы не можем принять участия в смерти Бога, если Он не умер; а Он не может умереть, если не станет человеком. Вот в каком смысле Он платит наши долги и страдает вместо нас за то, за что Ему совсем не нужно было страдать.
Я слышал, как некоторые жаловались: если Христос был Богом в такой же степени, в какой был Человеком, Его страдания и смерть теряют ценность, потому что, говорят они, «это для Него легко и просто». Другие (и совершенно справедливо) осудят такую неблагодарность. Однако меня поражает то, о чем она свидетельствует. С одной стороны, люди, говорящие так, по-своему правы. Возможно, они даже недооценивают силу своего довода. Совершенное подчинение, совершенное страдание, совершенная смерть не только были легче для Христа, потому что Он – Бог; они и возможны-то были потому, что Он – Бог. Тем не менее, не правда ли, странно не принимать из-за этого Его смирения, страданий и смерти? Учитель способен написать буквы для ребенка, потому что учитель – взрослый человек и умеет писать. Конечно, ему легко написать эти буквы; только поэтому он и может помочь ребенку. Если ребенок отвергнет его помощь на том основании, что «взрослым это легче», и будет ожидать, чтобы его научил другой ребенок, который сам писать не умеет (то есть лишен «несправедливого преимущества»), дело пойдет не очень-то быстро. Если я тону в быстром потоке, человек, стоящий одной ногой на берегу, может протянуть мне руку, и это спасет мне жизнь. Стану ли я возмущаться и кричать, судорожно глотая воздух: «Нет, это несправедливо! У вас есть преимущество! Вы одной ногой стоите на земле!»? Это преимущество – называйте его «несправедливым», если хотите, – единственное условие, при котором он может оказать мне помощь. Если вам нужна помощь, не будете ли вы взывать о ней к тому, кто сильнее вас?
