Мы продолжали молчать. Было крайне неловко.
— А ты с ним случаем не?.. — начал я, побоявшись продолжить.
— Нет.
— Ну, слава богу, — выдохнул я.
— Кроме Хэйли и, немного, Говарда ко мне никто никогда не прикасался, — сообщила она. — Ну, в этом плане.
— Понятно.
— Ты осуждаешь меня?
— Нет, — сказал я, подойдя к ней. — Ни в коем случае.
Мы стояли напротив друг друга. Я не знал, что делать, поэтому на всякий случай её обнял.
— Ох… — вздохнула она. — Ты что, хочешь?..
— Нет. — Я тут же её отпустил.
— Моя программа, — сказала она. — Теперь я понимаю, что это полный пиздец.
— Не то слово.
— Это как рефлекс, — начала объясняться Чандра. — Я могу его контролировать, но это как привычка, которая так и рвётся наружу. Стоит кому-то начать флиртовать со мной в интимной обстановке, моя программа заставляет меня отвечать взаимностью, даже если я этого не хочу. И чем больше со мной флиртуют, тем тяжелее этому сопротивляться.
Я угрюмо кивнул.
— Существуют и живые люди, у которых есть схожая «программа».
Чандра молча покивала мне. Я продолжил:
— Ты уверена, что Хэйли тобой не манипулирует?
— Она милая, симпатичная и довольно адекватная по большей части. Мне кажется, я была бы ей подругой, даже если бы во мне не было этой программы.
— И всё же она тобой пользуется, — нахмурился я.
— Возможно, но пусть — я могу поддерживать полноценные отношения только с одним человеком одновременно. Пусть уж лучше это будет Хэйли.
— Но ты ведь чуть не предложила мне тройничок.
— Потому что я тебя люблю, Кел.
Этому я не шибко удивился.
— Это с тех пор, что ли? — поинтересовался я.
— Да.
— Но ведь это было неправильно. Человек не должен иметь романтические отношения с искусственным интеллектом.
— Почему нет? — пожала плечами Чандра. — ИИ — это проекция человеческой души. Откуда ты знаешь, что люди — это не есть искусственный интеллект, созданный какой-нибудь древней цивилизацией? Учёные уже давно подтвердили возможность этой теории. Вполне вероятно, что вы сами андроиды.
— Да, но вы были созданы нами. Разве это не то же самое, что совращать своих собственных детей? Прикинь, если бы отец Пиноккио совратил бы самого Пиноккио.
Чандра нахмурилась.
— Фу! Ты что, больной? — спросила она.
— Да не, серьёзно, ты когда-нибудь думала об этом?
— Нет! У меня не так развита фантазия, как у тебя.
— Ладно, — кивнул я, — пойдём лучше домой.
Мы пошли дальше.
— Это ведь не то же самое, — продолжила Чандра. — Пиноккио ведь ещё ребёнок.
— Ну, да, а тебе-то сколько лет?
