Однажды раздался телефонный звонок, и Кристина подняла трубку. Внезапно у нее из глаз полились слезы. Оказалось, что умер один из тех мальчишек, с которыми она приходила ко мне в приют в первый раз. Он, как и его второй товарищ, жил в интернате для детей-аутистов, в котором она работала. Я смотрел на плачущую Кристину, и мне хотелось слизнуть с ее щек слезы и утешить ее разбитое сердце, но, к сожалению, я ничего не мог поделать. Так я узнал, что моя богиня действительно необыкновенная женщина, и не только для меня одного.
Первый снегопад в моей жизни случился в декабре. Была настоящая метель, которая покрыла все почти метровым слоем снега. Меня взяли на прогулку и бросили в сугроб. Я в панике начал продираться сквозь снеговой занос туда, откуда раздавался их громкий смех. Выбравшись из сугроба, я со всей своей яростью бросился в погоню за белыми холодными хлопьями, которые, кружась, падали с неба и, казалось, хотели меня задушить. Снег лежал по меньшей мере неделю, а потом исчез, что неудивительно — я ведь так старательно его поедал.
Той зимой мы часто ходили к ручью Чаканат Крик, где я без устали гонялся за лососем до тех пор, пока Кристина с Тимом не ловили меня, перед тем как идти домой. Я также набрасывался на ветки и небольшие кусты и яростно трепал их, расшвыривая во все стороны сухую листву, представляя, что в зубах у меня какой-нибудь пищащий от ужаса грызун. В собственных глазах я был повелителем всего, что меня окружает.
Сид тем временем начал сдавать. Каждый раз, когда мы взбирались на холм, он то и дело останавливался, тяжело дыша, и Кристине приходилось помогать ему встать на ноги. Я никак не мог взять в толк, что с ним происходит, ведь собаки должны бегать, резвиться и играть. Когда я смотрел на Сида, мне становилось грустно.
Пришла весна, и мы дружно готовились к празднованию великого события — свадьбы Кристины и Тима. За день до этого мы все собрались на лужайке, где лежал Сид. В течение последних нескольких недель он мало двигался и почти все время лежал на своем коврике. Я помню, что все плакали, особенно Кристина, и я всячески старался подбодрить ее, слизывая слезы с ее шек. А потом наш ветеринар взял в руки шприц — такой же, как и тот, которым меня кололи в приюте, — и сделал Сиду укол. Мне показалось, что ему стало легче — как будто в нем ослабло какое-то внутреннее напряжение. Но чем больше оно ослабевало, тем сильнее все плакали. Я как мог старался всех развеселить, но потом Сид тихо заскулил, прощаясь со мной, и я понял, что мы больше никогда его не увидим.
