* * *
Зимбардо был нью-йоркским выходцем из рабочего класса, сыном сицилийских иммигрантов. После выпуска из Бруклинского колледжа в 1954 году он преподавал психологию в Йельском, Нью-Йоркском и Колумбийском университетах, пока в 1971-м не оказался в Стэнфорде. Теория толпы – или «деиндивидуация», как она тогда называлась, – захватила Зимбардо до такой степени, что в 1969 году он посвятил ей своего рода стихотворение в прозе: «Нестареющая жизненная сила, круговорот в природе, кровные связи, племя, женский принцип, иррациональный, импульсивный, анонимный хор, мстительные фурии».
И в Стэнфорде, финансируемый Военно-морским флотом США, он приступил к попытке отчетливо доказать ее существование.
Сначала он разместил в местной газете короткое объявление: «Приглашаем студентов мужского пола принять участие в психологическом исследовании, посвященном условиям жизни в тюрьме. Оплата – 15 долларов/день; продолжительность – 1–2 недели, начиная с 14 августа».
Отобрав среди претендентов 24 человека, он превратил безоконный подвал факультета психологии в имитацию тюрьмы – с «камерами» и «карцером» (на месте кладовой). Он разделил студентов на две группы. Девять из них стали «заключенными», еще девять – «охранниками», а оставшиеся шесть должны были вызываться по мере необходимости. Охранникам выдали дубинки и зеркальные солнечные очки, чтобы никто не видел их глаз. Себе Зимбардо отвел роль «старшего коменданта». Заключенных переодели в халаты, а на лодыжки надели цепочки. Затем их отправили по «камерам». И началось.
Эксперимент прекратили досрочно через шесть дней. Он, как объяснял потом Зимбардо на слушаниях в Конгрессе, быстро вышел из-под контроля. Невеста Зимбардо Кристина Маслак посетила подвал и осталась в ужасе от увиденного. Охранники-садисты расхаживали с напыщенным видом и орали заключенным «трахать пол». Заключенные лежали на полу камер, крича: «Ты что, не видишь, я горю изнутри! У меня уже крыша съехала!»
В ярости Маслак пошла на конфликт со своим женихом: «Что ты творишь с этими мальчиками? Ты для меня словно посторонний человек. Власть над этой ситуацией превратила тебя из человека, которого, как мне казалось, я знаю, в человека абсолютно незнакомого».
После этих слов Зимбардо почувствовал себя так, словно ему влепили пощечину. Она была права. Эксперимент нес в себе истинное зло. «С этим пора покончить», – сказал он ей.
«То, что мы увидели, ужасает, – сказал Зимбардо на слушаниях в Конгрессе двумя месяцами позже. – Менее чем за неделю все человеческие ценности куда-то делись, и их место заняли самые безобразные, самые низшие, патологические стороны человеческой натуры. Мы были ошарашены, потому что видели, как юноши обращаются с другими юношами как с презренными животными, упиваясь своей жестокостью».
