По-разному туда приходили, а уходили все одинаково. Скоротечная жизнь, шулера и игрока, разбойника и налётчика, не нравилась ему, но единожды попав, трудно вырваться из круговорота человеческих отбросов.
Неприличное прозвище Леон получил из-за того, что когда ему проигрывали, а это было весьма часто, то всегда восклицали: – «Да что это за срака-то такая!». И как он не боролся с этим, всё было бесполезно. Новая «погремуха» всем понравилась и, хоть не в лицо, а за глаза, его так и называли. Он дрался, даже пытался зарезать какого – то насмешника, пока один авторитетный вор не вызвал его и не сказал.
– Ты Леон, правильный парниша, но погремухи не выбирают. Носи любую достойно, и не кипешуй. Вот тебе моё слово.
Леон успокоился и больше не обращал на это внимания. Только изредка, он вскидывался, в ответ на очевидное пренебрежение, но любой, знавший его, быстро одёргивал зарвавшегося уголовника, и тот выплачивал компенсацию за неправильный «базар», делом или извинениями.
Так Леон и жил, пока, после очередного вооружённого грабежа, не попал под внимание полиции, из-за чего и вынужден был бежать, вместе со Шнеерзоном, который попался на крючок из-за подделки банковских билетов.
Сейчас же, Леон собирался вернуться в Африку и получить указания от Мамбы, как дальше жить, что делать. И как не уговаривал его Шнеерзон, тот не собирался менять своего решения.
Дело в том, что они накопили и заработали огромную сумму денег, и теперь их надо было вкладывать, во что-то легальное. И на этот счёт, их идеи разнились. Шнеерзон хотел остаться в Америке и снабжать Мамбу оружием, на полученные дивиденды, а всё остальное – тратить на своё усмотрение.
Леон же, наоборот, стремился к расширению их бизнеса и не желал сидеть в Америке, но хотел разрешения от Мамбы на это, и постоянную связь с ним. Леон никогда не был предателем и не собирался им становиться сейчас. И, со всей правотой, сказал об этом Шнеерзону.
Вдоволь наругавшись, Шнеерзон, в конце концов, признал правоту Леона и согласился со всеми его доводами, умерив свою жабу. Да и не хотел он никого кидать, не в его это было правилах. Но «сладкая» жизнь «застила» глаза, и только, всегда трезвый, Леон обуздывал его хотелки.
В глубине души, Леонид Моисеевич Шнеерзон боялся Мамбу и знал, что тот дотянется до него и через Атлантический океан. Он, как и всякий еврей, был склонен к мистике, а кроме того, побывав в Африке и пообщавшись вплотную с Мамбой, стал ещё больше в это верить.
