Казалось, Такеда раздумывал над ответом.
— Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь пострадал, — сказал он, тем временем ветер снова разыгрался.
— Но она ведь тренируется здесь уже достаточно давно, ведь так? — спросила Эва. — Я уверена, что она будет в порядке.
Рина закатила глаза. Эва действительно была идиоткой.
Такеда помолчал, пока Джейн выполняла очередной смертельный выпад. Она развернулась всем телом, ударяя кулаком по стволу тонкой японской сосны, разламывая его на две части.
Такеда многозначительно посмотрел на Эву.
— Я имел в виду всех вас.
Глава 8
Утреннее солнце освещало Виноградник Старлингов, ноктюрн Шопена си-диез, как дымка, парил по комнатам дома.
Глаза Уильяма Рейнхарда были закрыты, его опытные пальцы перебирали клавиши рояля. Он едва перешел к крещендо, когда его прервал звонок телефона, лежавшего в кармане. Он сыграл еще пару аккордов, желая удержать музыку еще на несколько секунд, прежде чем со вздохом остановился. Он полез в карман, вытащил телефон и, посмотрев на экран, принял звонок.
— Сенатор Уэллс, чем я обязан вашему вниманию? — Спросил Рейнхард.
— Она нашла его, — сказал Джейкоб Уэллс. Какофония звуков и стук шагов по мрамору дали понять Рейнхарду, что он, вероятно, находился в здании Капитолия штата Калифорния.
— Великолепно. — Рейнхард подошел к окну и посмотрел на ровные ряды разросшихся лоз Малбека и Неббиоло, которые все еще блестели от росы. — И снова она доказала свои способности.
Уэллс чуть понизил голос.
— Я все еще не доверяю ей.
Раздражение разлилось по венам Рейнхарда. Он сфокусировался на винограде, заставив себя говорить спокойным тоном.
— Просто задумайся над всем, что она сделала. И при этом она ничего не просила взамен.
— Как раз именно это меня и беспокоит, — сказал сенатор.
— Все под контролем, — сказал Рейнхард, чтобы успокоить его. — Это последний кусочек головоломки. Ты будешь здесь первого числа на Старлинг Гала?
— Разумеется. — В голосе сенатора не было слышно энтузиазма.
— Хорошо, — сказал Рейнхард. — Тогда мы и обменяемся информацией.
Он отключился и вернулся к роялю. Усевшись на лавочку, он снова заиграл классического Шопена. Он закрыл глаза, позволив музыке проникнуть в него, вернуть его в то время, которое он безуспешно пытался забыть. Это был его привычный способ. Музыка – единственная вещь, кроме виноградника, которая могла успокоить его ярость, но это никогда не длилось долго, потому что следом за музыкой всегда приходили воспоминания, с которыми он не хотел встречаться.
