Когда Ливия рассказала Дижбаяру о своем разговоре с Ингой, тот ухмыльнулся и покачал головой:
— Агитпропка. Такие газеты делали в тридцатых годах члены левых профсоюзов. Голая агитация. Что же она думает, возродить ее сегодня? Кто теперь станет смотреть ее? Все это рассчитано на очень дешевый вкус. Слава богу, что мы живем уже не в первые послевоенные годы… теперь веют другие ветры. Помнишь, Ливия, этого тупицу из Риги… ну, лектора этого, как его звали… он тоже настаивал на том, что в самодеятельности должно быть больше пропаганды. Видно, и наша уважаемая товарищ Лауре придерживается тех же взглядов.
— Таким людям не следовало бы совать нос в искусство, — закончила Ливия разговор.
— Боюсь, что она все-таки будет это делать, — пробурчал Дижбаяр.
Инга медленно шла домой. Спешить было некуда. Остальные придут только около девяти, а теперь лишь половина седьмого.
Она свернула на дорогу в «Скайстайни». Зачем? Эта дорога вовсе не ведет туда, куда ей, Инге, надо. Ей же надо домой… Разве не глупо, что она без всякой нужды в воскресный вечер бродит вокруг правления колхоза? Инга, Инга, неужели ты на самом деле побежишь туда? Ведь девушке это не полагается.
Инга перепрыгнула через канаву и села на траву. Серые полевицы и кошачьи лапки уже поблекли, листья репея покрылись пылью. Лето уходит. А на сердце так странно. «Я совсем глупею, — с грустью подумала Инга и глубоко-глубоко вздохнула. — Почему, почему я должна столько думать о нем? Я сама не понимаю, как это случилось. Вначале ведь не было ничего. Затем вдруг все изменилось. Мне кажется, что это началось в тот день, когда я впервые пошла по домам с книгами… и потом он пришел к Себрисам поговорить, и я пошла к нему за советом и помощью… наверно… наверно, это началось тогда, только я не знала, что это такое. Разве мне впервые нравится человек? На свете много симпатичных людей, и многие нравятся мне. Но с ним у меня как-то совсем по-другому. Себе самой ведь можно признаться: меня тянет к нему. И я не нахожу себе больше покоя. Временами мне радостно, а временами так грустно, что я не знаю, куда бежать. Что теперь будет со мной? — спросила себя Инга, обхватив руками прижатые к груди колени. — Вокруг меня большой, полный жизни мир, но ты, Юрис, в нем для меня один. Только ты!»
Она вскочила и пошла дальше — в «Скайстайни», сама не зная зачем.
На обочине дороги, за поворотом, на отлогом пригорке, где поднимается купа стройных берез, хлопотало несколько человек. Двое вбивали в землю колья, третий приколачивал к ним гвоздями доску. Лайзан, наклонившись, мерял высоту доски и распоряжался:
