— Где ты простудился?
— Да ладно! — махнул Гулбис рукой. — На прошлой неделе был в «Друве», меня там в поле застал крепкий ливень. Ну, не смешно разве? От дождевой капли… вот что значит опуститься! А в партизанах, бывало, — снег, метель, вода, ходишь целый день мокрый до нитки, и никакой дьявол тебя не берет.
— И теперь не возьмет, — мрачно усмехнулся Юрис.
— И я так думаю, — согласился Гулбис, затем, изменив вдруг тон, спросил: — Ты у себя в колхозе поцапался с кем-нибудь?
— Нет, — ответил Юрис.
— Ну, во всяком случае, рассердил кого-нибудь.
— Возможно — на всех не угодишь.
— Сено всё убрали?
— Да… то, что было, убрали. Ты ведь знаешь, какие у нас луга.
— Не собираешься этой осенью над кустами поработать?
— Обязательно, — сказал Юрис, положив окурок в пепельницу. — Вообще нам этой осенью над многим поработать нужно. Были бы только люди. Видишь… Может быть, тебя заинтересует… мы решили вот это поместить в газету. Как ты считаешь?
И он подал секретарю письмо молодежи.
Гулбис внимательно прочитал письмо, вернул его и покачал головой:
— Отчего же нет? Конечно, можно попробовать. Может быть, кое у кого проснется совесть. Так вы уверены, что через год у вас будет электричество?
— Этого мы должны добиться во что бы то ни стало! — жестко сказал Юрис. — А то какая же это жизнь.
— Трудновато будет. Сеть далеко. Ты интересовался — позволят вам подключиться?
— Как будто позволят, — сказал Юрис. — Во всяком случае, надеюсь, что и ты замолвишь за нас словечко…
— Ты мне кто — крестник, что ли? — усмехнулся Гулбис. — А вообще-то в какой-то мере — да. Ведь это я тебя в твою «Силмалу» посватал. Скажу тебе откровенно: мне нравятся широкие программы… Даже если это только мечты… да! Когда идешь в наступление, не знаешь, что тебя ждет — удача или неудача, но без наступления победы не видать. Вот так. Ну, как ты с людьми ладишь? Начали верить тебе?
Когда Юрис встал, чтобы проститься, Гулбис, пожимая ему руку, серьезно и просто сказал:
— Желаю тебе удачи. Ты на нас не обижайся, если мы что-нибудь не так… мы тоже только люди.
Гулбис ни словом не напомнил о «строительстве», и Юрис понял, что он тоже не согласен с Мареном.
Отправив письмо, Юрис не стал задерживаться в Таурене. Когда он ехал через бор, где в знойном воздухе крепко пахло смолой и хвоей, послеобеденное солнце уже стояло высоко. Стройные, величественные, с густыми неподвижными кронами, медленно скользили мимо деревья. Это был участок «Силмалы». Зимою тут запоют пилы, затрещат огни и поднимутся столбы новой электролинии. Нет, он ни за что не отступит, несмотря ни на какие трудности. Отступить — это отказаться от механизации, а без механизации не будет и удоев. Неужели он, которого так тянет к технике, станет работать по-прадедовски? Это позор.
