Верность | страница 101
И в тебе пробуждается острая, пронизывающая тоска, и жизнь начинает казаться бессмысленной. И тогда ты говоришь: все равно как, только бы вернуться! Только бы над головой было родное небо и под ногами — любимая, когда-то так необдуманно и легкомысленно покинутая земля. Чтобы вокруг были люди, говорящие на языке отца и матери, чтобы был коричневый ржаной хлеб с давно забытым запахом детства.
Темно-зеленые вершины высоких сосен греются на знойном солнце. Но внизу, под ветвями, — тень, прохладная и освежающая, как прозрачная ключевая вода, как неторопливая, замечтавшаяся волна на тихом лесном озере. Тень эта зеленая, с вытканными солнцем узорами, которые мелькают, когда ветер шевелит тяжелые ветви. В тени опьяняюще пахнет смолой и мхом. Под деревьями — яркий ковер, расцвеченный сочными кустиками брусники. Уткнувшись в мох и приоткрыв коричневые чешуйки, дремлют сорванные ветром шишки. Недвижимо стоит папоротник, важно раскрыв зубчатые веера.
Серо-зеленая ящерица мечется по мяте. Она гонится за мошкой, но вдруг испуганно кидается назад. Под деревом, на мху, положив рядом перетянутую ремнями котомку, лежит человек. Глаза у него открыты и смотрят куда-то вдаль, словно сквозь густые ветви можно что-нибудь увидеть — разве что узкий просвет вверху, в котором теперь показалось дымчатое облако. Несмотря на тень, мох тут сухой и теплый. На всем свете не найти ложа мягче и уютней. Если б можно было тут остаться и лежать долго-долго — забыть усталость, сомнения и тревожные мысли! Если бы не надо было никуда идти! Но человека всегда ждет какая-нибудь цель, живой человек может только отдохнуть на придорожном мху час-другой, ну — полдня, но в конце концов он должен все-таки встать и пойти.
В августе сорок четвертого года он по этой же дороге мчался на велосипеде, в ужасе, что может остаться. Из волостного управления все уехали — грузовая машина ушла раньше, чем условились. Он догонял их, задыхаясь от страха. Только бы не остаться, только бы уйти. Только бы не попасть в руки красных!
Вот, кажется, около той ели, на повороте у него сломался велосипед. Он стоял, точно слепой, держась за разбитую голову, затем бросился бежать. Он бежал по самой середине дороги, спотыкаясь на выбоинах — вперед, только вперед! Порою ему казалось, что за спиной у него грохочут танки, он бросался в лес и в ужасе застывал под густыми ветвями. Но танков не было. В голове гудела кровь, гулко стучало сердце. В Таурене он попал вовремя. Он ушел.