говаривала, что доживет еще до того дня, когда вы станете добрым
католиком, и поведете победоносные армии против англичан, и наденете на
шею золотое ожерелье, которое Малахия отнял у гордого завоевателя. Да,
она всегда была мечтательница, моя мать. Это уж точно. Сэр Пирс (в полном смятении). Я, право же, ушам своим не верю, О'Флаэрти. Я
дал бы голову на отсечение, что твоя мать самая честная женщина на
свете. О'Флаэрти. Так оно и есть, сэр. Она сама честность. Сэр Пирс. По-твоему, красть моих гусей - это честно? О'Флаэрти. Она их и не крала, сэр. Их крал я. Сэр Пирс. А какого черта ты их крал? О'Флаэрти. Так ведь они нам были нужны, сэр! Нам частенько приходилось
продавать своих гусей, чтобы внести арендную плату и покрыть ваши
расходы. Почему же нам было не продать ваших гусей, чтобы покрыть свои
расходы? Сэр Пирс. Ну, знаешь!.. О'Флаэрти (любезно). Вы же старались выжать из нас, что могли. Вот и мы
выжимали, что могли, из вас. Да простит нам всем господь! Сэр Пирс. Право, О'Флаэрти, мне кажется, что война сбила тебя немного с
толку. О'Флаэрти. Война научила меня думать, сэр, а мне это непривычно. Совсем как
англичанам - патриотизм. У них и в мыслях не было, что надо быть
патриотами, пока не началась война. А теперь на них напал вдруг такой
патриотизм и до того это им в диковину, что они мечутся, как
перепуганные цыплята, и несут всякую чепуху. Но, даст бог, после войны
они начисто все забудут. Они и сейчас уже устали от своего патриотизма. Сэр Пирс. Нет, нет, война вызвала у всех нас необыкновенный душевный подъем!
Мир никогда уже не будет прежним. Это невозможно после такой войны. О'Флаэрти. Все так говорят, сэр. Но я-то никакой разницы не вижу. Это все
страх и возбуждение, а когда страсти поулягутся, люди опять примутся за
старое и станут такими же пройдохами, как всегда. Это как грязь - потом
отмоется. Сэр Пирс (решительно поднимается и становится позади садовой скамьи). Короче
говоря, О'Флаэрти, я отказываюсь принимать участие в дальнейших
попытках обманывать твою мать. Я совершенно не одобряю ее неприязни к
англичанам. Да еще в такой момент! И даже если политические симпатии
твоей матери действительно таковы, как ты их рисуешь, - я полагаю,
чувство благодарности к Гладстону должно было бы излечить ее от
подобного рода нелояльных настроений. О'Флаэрти (через плечо). Она говорит, что Гладстон - ирландец, сэр. А то
чего бы он стал соваться в дела Ирландии. Сэр Пирс. Какой вздор! Не воображает ли она, что и мистер Асквит ирландец? О'Флаэрти. Она и не верит, что гомруль его заслуга. Она говорит, это его
