Кто бы мне объяснил, откуда взялась в душе эта едкая досада при мысли о неведомом «настоящем мужике», которого святой круг должен послать вдове?
Бераника:
— Ну все, все кончилось, — я еще раз мимолетно погладила пасынка по трясущемуся плечу и решительно отвлекла его от невеселых мыслей: — Ну-ка помоги. Собери бутылочки, даже те, что разбились. Все равно пригодятся. Вот, молодец.
Лисандр заторможенно шарил по опавшей хювое, собирая битое темное сетекло и целые раскатившиеся пузырьки. И даже не фчыркнул, как тогда, когда я выменяла цшелую корзинку пустых ненужных бутылок на вышитые тапочки. Я на торгу не стала объяснять, что собираюсь с ними делать, и старшенький заметно надулся. А теперь ничего, не протестует. Только косится с невольным ужасом, пополам с уважением и благодарностью.
Хотя, конечно, ни к лешему бы нам такого приключения не надо. И по заднице мальчишке стоит надавать за непослушание и ослиную упертость. Сестер отвел куда сказано и решил вернуться, герой. Чуть все не испортил.
Да не железная я, нет. Внутри не душа, а кисель противный, и трясется. Человека убила… душегуба страшного. Не жаль мне ни капли, ударила бы еще раз и не моргнула. Моих детей никто тронуть не смеет!
Вот только муторно теперь.
— Господин лейтенант, может, отправите с мальчиком одного из ваших солдат? — спросила я, когда все припасы были аккуратно сложены обратно в тележку, трое караульных под руководством поручика потащили в село пленных преступников, а решительно настроенный и мрачный Агренев с двумя другими солдатами явно вознамерился проводить меня до самой заимки. — Пусть приведут младших. Он и один справится, но так спокойнее будет.
Лейтенант коротко кивнул, махнул самому пожилому караульному на Лисандра, поправил выбившуюся из-под фуражки белокуро-вьющуюся прядь и оттеснил меня от тележки. Сам ухватил за ручки и невольно охнул. Посмотрел на меня дикими глазами.
Я только плечами пожала и улыбнулась. Ну да, пожадничала немного, так известное дело: женщина на торгу — родственница верблюда. Дай волю, сама не заметит, как на оба горба по арбе нагрузит. А этот белокурый красавец викинг еще такой молоденький, не сталкивался с женской запасливостью.
— Вы же понимаете, что обвинить старосту в нападении не получится? — спросил меня мужчина, старательно направляя тачку в обход очередного узла еловых корней на тропинке.
— Конечно, — я кивнула и поправила сползший к краю мешок с крупой. — Слово уважаемого человека против слов каких-то каторжников. Это даже если те душегубы во всем признаются и выдадут нанимателя. Он просто от всего откажется и заявит, что эти висельники сами все придумали. Подслушали его жалобы на жизнь в трактире, решили поживиться, а староста вообще ни при чем.
