На обходе я перечитал его карту. Мать парнишки стояла возле кровати. Она выглядела перепуганной, расстроенной и беспокойной, постоянно суетилась вокруг сына, пока хирурги с ними говорили. Сам он смотрел в потолок, не интересуясь разговором. Некоторым из нас он сделал знак отойти – ему не нравилось, что вокруг толпится народ, словно на викторианской ярмарке уродцев.
Я вспомнил себя в 14 лет: неприятности в школе из-за плохого поведения, походы в боулинг и в кино, попытки проникнуть с друзьями в паб, откуда нас немедленно выгоняли. Майкл всю жизнь скитался по больницам. Мать ухаживала за ним, и он всегда осознавал, чем ей обязан и насколько унизительно такое положение. В четырнадцать хочется быть независимым, нарушать правила, ходить по краю, а вовсе не просить мать тебя вымыть, когда ты обделался, или терпеть бесконечные медицинские осмотры.
Мне стало его до ужаса жалко, ведь он не сделал ничего, чтобы такое заслужить, а я ничем не мог ему помочь. Сильнее всего мне в глаза бросилась одна деталь: над его верхней губой пробивались усики – тонкие темные волоски подростковой щетины. Ему пора было начать бриться, но кто мог его этому научить? Мать носилась с ним, как с малышом, не отдавая себе отчета в том, что он уже вырос. Это было словно финальное унижение, напоминание о том, что он полностью зависит от других и никогда не повзрослеет, не станет нормальным. Никто не виноват, но до чего несправедливо!
Пятница, 17 октября
Снова заглянул к Труди на еженедельную чашку чая.
– Ты что-то похудел, – заметила она, когда я вошел в кабинет.
Я посмотрелся в зеркало, висевшее на двери изнутри. Труди была права, я действительно отощал. В первые несколько недель я еще испытывал голод и переживал, что не могу спокойно пообедать, а ужинаю не раньше десяти вечера, слишком усталый и сонный, чтобы жевать, а уж переваривать съеденное – и подавно. Однако вскоре я привык пропускать обеды или, в лучшем случае, перекусывать на ходу, как хомяк, чем придется. Со временем первоначальный голод отступил, сменившись постоянным ощущением дискомфорта в желудке, сопровождавшим меня в рабочие часы. Собственно, я не ел нормально даже в выходные, потому что ради сна зачастую пропускал и завтрак, и обед.
– Тебе срочно нужен эклер, – сказала Труди, вытаскивая один из своей бездонной сумки.
Стоило разочек откусить, как голод тут же вернулся, и я с аппетитом доел пирожное, пока Труди, как обычно, сообщала всем, кто пытался вызвать меня по пейджеру, что я на совещании.
