Понятно, что оголтелого наращивания численности уже не шло. Но все одно — вербовка добровольцев не останавливалась и двигалась своим чередом. Под контракт с дачей присяги, разумеется, а не просто внаем. Королю пока что удавалось на волне своих успехов обходиться притоком людей на доброй воле, не прибегая ко всякого рода хитростям и, тем более, рекрутским наборам…
И вот — Москва.
Устин стоял на Воробьевых горах и завороженно смотрел на нее. Столица! И она была огромной! Во всяком случае в его крестьянском понимании.
Сколько он так стоял — не ясно. Но не меньше получаса совершенно точно. Очень уж сильные его переполняли эмоции от увиденного. Однако ничто не может длится вечно. Поэтому вздохнув. Помяв немного шапку, перед тем как ее нахлобучить обратно на голову, Устин пошел вперед — к реке, через которую был переброшен понтонный мост.
Так-то Иоанн строил уже нормальный. Но строил, не значит построил. Работа над ним пока велась, а людям переходить с одного берега Москвы-реки на другой требовалось уже вчера. Поэтому он в пределах Москвы держал три понтонных моста, которые на ночь размыкались, пропуская накопившиеся кораблики и лодки.
Устин не знал — платный по мосту проход или нет. И не сильно по тому поводу волновался. Платить-то за проход он не собирался. Нет, не потому что жадный. А потому что у него банально не имелось лишних средств для этого.
Однако обошлось. Он прошел по мосту без всяких проблем. Оказалось, что платным являлся проезд только для торгового люда, да и то — только того, что товар вез. Простым же пешеходам ход по мосту был предоставлен безо всяких ограничений. Но по узким проходам, что шли по самому краю с обоих сторон. Так что зевакам, желающим бесплатно перебраться, приходилось ждать своей очереди. Всадники же да телеги шли по центру, где было организованное движения, да с разметкой две полосы. Чтобы, значит, телеги, идущие туда, не мешали телегам, идущим оттуда.
Устин прошел по мосту и сразу направился к большой московской крепости. Ведь там, со слов прохожих, находился вербовочный стол.
Идти было недалеко. Подошел к воротам, да залюбовался. Вон какая стена. Да, из земли. Но большая — что ух! Такую не перелезть, не пробить ничем. И стража у ворот стоит, поблескивая металлической чешуей, что просматривалась под красными накидками с золотым восставшим львом.
Красота.
Львы были на этих накидках такие невероятные, что Устин «завис», «открыв варежку». Отчего чуть пинка не получил от прохожего. Он вроде бы попытался вдарить, проезжая на коне, чтобы парень отошел в сторону. Но Первушин сын словно бы почувствовал угрозу и легко от нее увернулся. У него такое было — чуйка. Хоть он и молод, а все одно — много раз она ему в жизни помогала. Столько всадников обогнало, а этот — первый попытался ударить. И парень как почувствовал. Отскочил. Из-за чего его несостоявшийся обидчик, глупо взмахнув руками и упал с коня прямо в дорожную пыль. А Устин, не дожидаясь разборок, скрылся во дворах города.
